Жребий брошен - Егор Александрович Токарев

означают примерно следующие: «Не во благо себя, но во благо Республики».

Квинт вернул меч в ножны и уложил его рядом со шлемом.

Все. Осталось лишь выспаться. У Квинта была особенность, которая вырабатывается у всех солдат за годы службы – он мог уснуть где угодно и когда угодно. Не имело значения насколько важный завтра день или насколько он напряжен. Стоило Квинту только закрыть глаза, как тьма сгущалась вокруг него, завлекая центуриона за собой. По крайней мере, так было до недавнего времени.

Ему снова снился отец. В этот раз он не наставлял сына и не давал советы, как поступал обычно. Легат выглядел так, как Квинт запомнил его перед смертью: впалые щеки, серая кожа, буро-желтая повязка, закрывающая глаз и запах. Запах смерти. Он витал повсюду в палатке, где оказался Квинт. От раны на плече по почерневшим венам растекалась смерть, она уже перебралась на грудь и неумолимо двигалась к сердцу. Яд лесных дикарей убивал отца изнутри, сжигал его тело, пытаясь добраться и до души. Многие легионеры под воздействием этой ужасной отравы теряли разум. Их товарищам приходилось связывать больных, чтобы обезопасить. Так они и лежали в лазарете – связанные, безумные, умирающие.

Отец Квинта боролся. Он всегда был воином и оставался им до последней минуты. Легат старался воспитать сына похожим на себя и, как наделся Квинт, преуспел в этом. Луций Марий лежал на постели и молчал, смотря на него единственным кроваво-красным глазом. Не мог ли он говорить от страшной отравы, пульсирующей в его венах, или своим молчанием он заглушал боль, терзавшую его плоть? Возможно, он все уже сказал раньше и теперь просто смотрел на своего сына? Он хотел увидеть его последний раз, запомнить его лицо, запомнить его мимику, голос, перед тем, как свет солнца окончательно померкнет над ним, и легат отправится к героям прошлого в царство мертвых. Во сне Квинт осознал, что сжимает в своих руках меч. Символы на его лезвии светились призрачным лунным светом. Отец едва заметно кивнул, и Квинт проснулся.

Трубы играли общий подъем. Солдаты бегали вокруг палатки, гремя доспехами и оружием.

Пора.

XX

Недалеко от Рэма.

Как приятно было хоть ненадолго сбежать от удушливой вони столицы. В пригородах Рэма солнце палило не меньше, чем в нем, но здесь хотя бы иногда налетал ветерок, немного сбивая смог и пыль, казалось, поглотившие все вокруг. Человек медленно шел к воротам роскошной виллы. Он довольно редко покидал город, а еще реже гулял. Но сегодня выдалось свободное время, и он решил посетить одно место, что мечтал сделать уже несколько месяцев. Тучный мужчина миновал поля спелой пшеницы. Фермеры вереницей возвращались с работы, удивленно наблюдая за ним, подобные ему не появлялись здесь уже многие годы.

Наконец, он приблизился к каменной арке, знаменующей вход на территорию загородной виллы. Пожалуй, эта была самая роскошная недвижимость, только виденная им в Республике, даже его собственный особняк мерк по сравнению с этим великолепием. Но привлекли его сюда отнюдь не здания. Воспоминания прошлого, если угодно, его призраки привели сенатора Гнея Орила в это место.

Он миновал увитую плющом мраморную стену, окружавшую сад, и вошел на территорию поместья. После недавних событий, оно теперь принадлежало ему. Кто бы мог подумать, что когда-то он будет обладать этим совершенством?

Загородный особняк рода Септима Юния белоснежным мрамором колонн отражал последние лучи заходящего солнца. Инструменты мастеров-зодчих превратили громоздкий камень в снежно-белые облака, ниспадающие с небес на землю воздушными стенами. Раскалившиеся за знойный день плоды на фруктовых деревьях вокруг наполняли воздух тысячами ароматов, сплетающихся в восхитительный сладковато-пряный букет.

После объявления Юния врагом государства по закону все его имущество, включая эту виллу, перешло во владение Республики, и Орилу не составило большого труда выкупить особняк в свою собственность.

«Кто бы посмел высказаться против?» – улыбнулся сенатор.

Орил шел по дорожке, ведущей от главных ворот резиденции до парадного входа в основной дом. Он вспоминал, как больше девяти лет назад проделывал схожий путь в вечер, очень напоминающий этот.

Сенатор Гней Орил преодолел тернистую дорогу от третьего сына главы патрицианского рода до теперь уже самого могущественного человека в Республике. Он – мастер слова, ораторским искусством которого восхищались многие политики, он – самый богатый человек в стране, тот, кто мог заставить Сенат делать то, что ему нужно… влюбился. Влюбился, как простой пастух, как простой торговец вина на форуме города на окраине Республики, как юный мальчишка, только познающий жизнь. Орил не мог и подумать, что такое возможно. Он привык брать жизнь за узда, самолично диктовать ей правила, указывать в какую сторону должны развиваться события, но тогда она сама скрутила его, опалив тело и зачав пламя любви, сжигавшее его изнутри. А полюбил он жену самого Септима Юния – несравненную Юлию Литон…

«О, Боги, какая это была женщина…» – Орил, словно наяву, представлял ее рядом.

Копна солнечно-золотистых волос, ниспадающих до самой поясницы, узкая талия, делавшую свою обладательницу похожей на нимфу лесного озера и лицо. Прямые высокие скулы, аристократический нос, тонкие губы и бездонные глаза… Но внешняя привлекательность была лишь дополнением, придатком к тому, что по настоящему оглушило Орила.

Характер. Дочь древнего патрицианского рода вобрала в себя все лучшее, что только присуще благородным представителям граждан Республики. Ее голос был ровным и спокойным с осязаемой силой, осанка прямой и гордой, а манера держаться всегда восхищала Гнея. Он вспомнил случай, произошедший во время одной из кампаний против Мерийского Султаната. Тогда Юний, уже бывший ее мужем, возглавлял легионы. Все с самого начала обернулось не по плану Сената: войска змеепоклонников намного превосходили предположения, а неожиданная засуха вкупе с восстанием рабов в одном из городов лишила Республику зерна. Пищи не хватало даже для поставки на фронт, что уж говорить о простых жителях.

В столицу начали приходить тревожные слухи: говорили, будто Юний бьется из последних сил, солдаты уже начали голодать, и скоро они не смогут держать оружие. Орил знал, что это было недалеко от правды.

И тогда Юлия пришла на Главный Форум, под ошарашенные взоры толпы поднялась на трибуну и произнесла речь перед сотнями других женщин, уже начавших терять голову от паники:

– Мой муж – Септим Юний сейчас бьется бок о бок с вашими мужьями, братьями, отцами и сыновьями за будущее Республики. Припасы армии подходят к концу. Вскоре нашим легионам совсем нечего будет есть, и тогда ослабевших, их просто сомнут. Я сейчас стою перед вами в