Выбор офицера - Алексей Гришин

Разговор с начальником Академии был кратким и сугубо деловым. С этого момента я стал сержантом Жаном Ажаном восемнадцати лет от роду, выходцем из захолустной окситанской деревеньки, в соответствии с предписанием, направлявшимся в Пиренеи для дальнейшего прохождения службы в пограничной крепости Сен-Беа. Свое оружие — боевую шпагу, рапиру, сабли и лук, я взял. Боевая подготовка — Тайна Академии, не проколюсь. А мало ли чему там солдат учат — не зря же я в спарринг-партнеры самому коменданту послан. Деньги есть, целых триста экю, да еще зажиленные амулеты кастильских магов с собой. Будет время — попробую в них разобраться. В соответствии с контрактом сержанта Ажана, мне предстоят два года спокойной службы в тихом захолустном гарнизоне, а дальше что-нибудь придумаю. Погода сухая, солнечная, природа великолепная и вообще жизнь прекрасна!

И на пустынной дороге иномирной Галлии, на русском языке я во все горло запел разухабистую французскую песню:

Post scriptum

Разговор, которого Жан не слышал.

— Приветствую Вас, господин ректор. Мы желаем проконсультироваться по вопросам Высшей Магии. Не могли бы Вы уделить нам несколько минут Вашего драгоценного времени?

— Я к Вашим услугам, Сир.

— Каким заклятием и кто всего за месяц смог сделать из Кавалера Голубой Звезды негодяя, недостойного носить рыцарское звание?

— Сир, направляясь к Вам, я знал, о чем Вы хотите говорить. Уверяю Вас, я лишь выполнил требование герцога де ла Герр, переданное его дочерью.

— Герцог требовал моим именем? Я не ослышался?

— Лишать дворянства может только король, а раз он требовал… Я был убежден, что вопрос с Вами согласован!

— Убеждение — это хорошо. За свои убеждения еретики идут на костер, святые мученики за них шли в клетки с дикими зверями, а ты на что готов за свое убеждение?

— Сир, Вы знаете, я всегда был Вашим преданным слугой!

— А в результате преданным оказался я! Это я теперь не могу выйти к своим солдатам и говорить с ними о славе и наградах, потому что именно я убил своего Кавалера! Да, не ты, а я! И именно мне не верят мои солдаты! Все враги Галлии не смогли вбить клин между мной и армией, это оказалось под силу только тебе!

Король замолчал, видимым усилием воли взял себя в руки и подчеркнуто спокойным голосом продолжил.

— Мы приказываем тебе и четверым твоим подручным, участвовавшим в этом гнусном обряде, в течение недели покинуть Галлию и никогда более не пересекать ее границ. Если мы когда-нибудь, по любому поводу, услышим хотя бы об одном из вашей пятерки изменников, это будет означать ваш смертный приговор. И поверь мне, он будет приведен в исполнение, чего бы это ни стоило нам и нашей стране. Вон отсюда!

Второй разговор, которого Жан не слышал.

— Ваше Сиятельство, он действительно мертв. Было проведено самое тщательное расследование, все подтверждает, что он покончил жизнь самоубийством, как и все до него. Сроки, характер поведения — он до рокового прыжка дважды пытался перерезать себе вены — все полностью вписывается в картину поведения лишенных дворянства. Все свидетели прошли через заклятие правды, их показания совпадают в мельчайших деталях.

— Это хорошо. Плохо, что моя дочь вообще втравила нас в эту историю. Можно ненавидеть Галлию, можно и даже нужно ненавидеть ее короля, не допускающего нас до правления страной, но нельзя давать черни повод презирать нас. А ведь мы с тобой так и не знаем, почему этот клиссонец ее ударил! Кавалер Голубой Звезды, человек, выдержка которого не подлежит сомнению! Что она сделала, чтобы он пошел на такое?

— Не судите ее слишком строго, молодость всегда хочет получить все и сразу.

— Если бы! Я не могу понять, что ей нужно — денег, власти? Лилиан — одна из богатейших невест королевства, власть у нее обязательно будет, все-таки она моя дочь. Но куда она исчезает на каникулы, чем занимается, что это за странные увлечения?

— Ваша дочь — один из сильнейших магов, Ваше Сиятельство, уследить за ней мы не в силах. Возможно, всему виной зеркало, что стоит в подвале замка. Если герцогиня нашла к нему дорогу, то…

— Ты хочешь сказать, что она научилась им пользоваться? Не дай Бог, это была бы плохая новость. Секрет этой семейной реликвии утерян, и я не желаю, чтобы его нашли.

— Может быть, просто уничтожить зеркало?

— Невозможно. Не спрашивай почему, просто этого делать нельзя. Кроме того, само зеркало — всего лишь вещь, все зависит от того, как его используют люди. И зачем. А зачем это Лилиан? А мне уже несколько лет, как мне не удается с ней поговорить. Не о делах и учебе, а о ней самой.

— Девушки ее возраста зависят от мнения авторитетов, Вы не пытались поговорить с ее друзьями, монсеньер?

— Я даже не знаю, кто они! Через неделю я должен быть у короля, речь наверняка пойдет об этом бывшем бароне, а я не знаю, что сказать. То есть, что сказать, знаю, прикрыть герцогиню от монаршего гнева сумею, но…

— А что говорит ее духовник?

— Вот уже пять лет, как она врет на исповеди.

Третий разговор, которого Жан не слышал.

— Сыночка мой! Во всех тавернах поют о гибели твоего папы. Все жалеют о его смерти, но мы с тобой никогда этому не поверим. Мы будем ждать. Я научусь не плакать, я научу не плакать тебя. Он дал нам счастье, и мы будем счастливы! Обязательно будем! Потому что знаем — он вернется. Спи, мой сынок, папа любит тебя, а значит, все у нас будет хорошо.

Четвертый разговор, которого Жан не слышал.

— Папа, я не верю! Это неправда!

— Доченька, поверь, я скорблю вместе с тобой, но все произошло на моих глазах, все это видели.

— Папа, ты не понимаешь. Жан никогда не обманывал. Он обещал вернуться, и он вернется. Надо просто подождать.

— Но нельзя ждать всю жизнь, это неправильно!

— Да, конечно неправильно. И Жан так сказал. Поэтому я не буду ждать всю жизнь. Я просто его дождусь.

Письмо, которого Жан не читал.

«Дорогой друг!

Я внимательно прочел твое письмо, и оно вызвало у меня противоречивые чувства.

В любом случае, наш общий знакомый показал себя человеком чести. Несмотря на позорную процедуру, через которую он прошел, все знакомые дворяне нанесли нам визиты соболезнования. Ты представляешь — все до единого, кто смог к нам приехать! А кто не смог — прислали их письмами! Я никогда не видел такого единодушия!