Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

«Больному необходимо лечение от психического заболевания, которое может стать угрозой для отдельных людей и/или, если перейдет в тяжелую форму, для общественного порядка».

Второй документ подписан мэром округа, его получила мама.

«Месье Тома Отран страдает болезнью, которая делает его опасным для него самого и для других… его состояние требует госпитализации в стационаре».

Доктор в больнице сказал: «Мы будем лечить его электротоком. Это пойдет ему на пользу». Но Тома знает, что ток идет через его голову не по тем путям, по которым надо. Поэтому он видит мир с самой мерзкой стороны. Становится машиной для пищеварения — трубой, где жратва превращается в дерьмо.

Он ищет папу в тумане. Все вокруг словно сделано из ваты. Он видит серые морды санитаров. Слышит голос Кайоля.

«Человек с оленьей головой» сказал ему, что папа теперь в мире духов. Ток в голове мешает Тома видеть невидимое и заставляет молчать голоса. А для Тома жизнь не имеет смысла без голоса папы.

У него было первое видение. Молния, потом тишина. А после этого возникли странные изображения — длинные сломанные стрелы, спирали. Нацарапанная фигура мужчины. Потом снова мрак. Полная тьма святилища.

Тома ничего не ел больше шести дней. Его силы на исходе. Холодный сырой воздух скользит по коже, но не проникает в его тело. Больше ничто не может войти в него. Видения возникают только после страдания.

Он снова видит перед собой кухню на улице Брюйер. Лампочка в люстре на потолке перегорела. Его отец встает на табурет, чтобы ее сменить. Кристина находится в столовой. В этот вечер у них в доме гость — доктор Кайоль. Мама сидит рядом с доктором.

Табурет слишком низкий, и папа влезает на стол. Он, должно быть, выпил слишком много: его ноги дрожат, ему трудно удерживать равновесие.

Мама звонко хохочет: доктор, должно быть, отпустил одну из своих шуток, он любит шутить. Звенят стаканы. Вилки и ножи стучат друг о друга. Тома не любит этот шум: он напоминает ему о больничных инструментах.

Папа вскрикивает: должно быть, его ударило током. Его ноги шатаются, руки хватаются за воздух — напрасно…

Тома громко кричит. Этот вопль разрывает тишину и отдается эхом от стен огромной пещеры. Тома открывает глаза, но видит только темноту. Темноту, которую не знает ни один человек, — так она глубока. Видения больше не являлись ему. Приходили только воспоминания.

…Кристина в углу кухни кусает себе ладонь от страха. Доктор Кайоль нагнулся над папой. Мама смотрит через его плечо. Кайоль делает странные движения; папина голова крутится в его руках из стороны в сторону, как большой мяч. Трещат позвонки. Кайоль поворачивается и говорит:

— Это конец!

Мама не плачет. Она тоже наклоняется и кладет руку на плечо доктору. Он и мама смотрят друг на друга. Кайоль говорит шепотом, но Тома слышит его слова:

— В глубине души ты хотела именно этого!

Кристина плачет: она всегда все понимает быстрее, чем Тома. Ее лицо медленно кривится от боли. Мама звонит по телефону и говорит, что произошел несчастный случай, что нужно прийти как можно скорее, что ее муж не двигается.

Через несколько минут на улицу поворачивает синий огонек. Это больничный свет. Тома прячется как можно дальше, в глубине сада. Проходя по коридору, он снимает с красивой подставки и уносит с собой «Человека с оленьей головой». Он прижимает статуэтку к себе и повторяет:

— Папа, я могу вылечиться?

— Да, сын. Сильная воля побеждает все.

«Все, кроме смерти!» — кричит Тома.

Доктор Кайоль в саду. Он идет прямо к укрытию Тома и говорит:

— Иди сюда. Не надо больше прятаться. Ты теперь большой.

Да, он теперь большой. Но детство не умирает никогда. Этого доктор Кайоль не знает.

Больше нет синего света на улице. Осталась только черная тьма.

Тома старается вызвать видение. Все перемешалось в его уме. «Человек с оленьей головой» должен быть где-то здесь. Он и Кристина поместили его в святилище перед тем, как их арестовали и отправили в тюрьмы. Поставили за большим сталагмитом. Но Тома не нашел его там. Кто-то забрал статуэтку.

Придет ли сюда Кристина?

Передним возник образ из прошлого. Элен Вейль, пациентка доктора Кайоля. Та, у которой всегда была на лице грустная улыбка. Она страдала от депрессии. Доктор сказал, что ее надо освободить.

Ночь. Каменный топор поднимается и опускается несколько раз. Элен не успевает закричать.

Второй образ. Джулия Шевалье. Она тоже страдает от сильной депрессии. Но ходит уже не к Кайолю, а к священнику из своего квартала. Первый Человек ударяет ее, когда она спит. Она тоже не успевает закричать.

Тома чувствует, что ему нужен свет. Но его фонарь для подводных погружений остался в другом зале. Невозможно найти фонарь в темноте. Невозможно.

Сильная воля побеждает все.

Он ползет наугад и натыкается на стену. Хочет встать, но ноги его не держат. Камень холодный и влажный. Его ноги скользят. Он признает, что побежден, и ложится на пол.

Появляется третий образ.

Люси шагает, широко раскрыв глаза. Ее взгляд смотрит куда-то за пределы действительности. На ней омерзительный синий халат и пластмассовые тапочки без задников. Это не женщина, а робот, который питается химическим веществами. Химия отравила каждую клетку ее тела. Надо сломать эту машину и освободить душу, которая находится внутри. Разобрать машину до самого сердца, вынуть из этого живого аппарата все его части, одну за другой. А душа не умирает никогда.

— Я освободил их всех. Всех!

— После того как войдешь, ничего не делай!

О'кей?

Де Пальма покачал головой. Капюшон подводного костюма давил ему на щеки. Он торопился снова оказаться в воде. Капитан Франки из отряда пловцов службы общественной безопасности был крупный и рослый. Этому здоровяку хотелось верить.

— Один наш парень будет впереди тебя, другой сзади, — продолжал Франки. — Ты ничем не рискуешь. Совершенно ничем. Ты уверен, что это сработает?

— Да, — тихо ответил Барон.

Франки первым прыгнул в воду. И меньше чем через пять минут три пловца стали лишь черными силуэтами, которые скользили вдоль стены, мимо мягких горгоний[68], губок и актиний. Через одинаковые промежутки времени де Пальма выпускал в воду длинные цепочки пузырьков кислорода, которые взлетали верх, к серебристой поверхности моря.

На глубине чуть меньше тридцати восьми метров дно было покрыто осадками. Отвесная стена внезапно закончилась. Ее основание разрезало пополам груду упавших сверху камней и недавно передвинутых сюда бетонных блоков.