Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

Из дальнего конца туннеля донесся шорох движущихся тел, потом шум дыхания, — это полицейские-пловцы вошли в зал.

— Кто такой этот «кто-то»?

— Не важно, уже слишком поздно.

Грудь Отрана поднялась, дыхание стало чаще, потом прервалось.

— В первый раз они мыли меня из шланга. Так купают всех очень буйных. На них были фартуки и белые башмаки. Как на бойне, — заговорил он снова.

Отран остановился, чтобы отдышаться.

— Я пересек темные земли. Я… я…

Его рот уродливо искривился, мышцы выступили под кожей. Он вынул руку из-за спины.

— Вот знак!

Ему становилось все труднее дышать.

— Вот знак…

Де Пальма молчал. Отран, должно быть, принял яд. Он ничего не мог сделать, чтобы спасти этого человека.

— Смерть — это «мерседес», — бормотал умирающий. — Большая машина, седан, которая поднимается по дороге. Ее ведет мама. Она только что оставила меня в сумасшедшем доме.

Отран выпрямился. Его глаза уже закатились.

— А потом она идет к моему отцу, и смерть идет за ней. Это конец долгого пути.

Тома долго смотрел на ту свою ладонь, с которой отрубал пальцы. Теперь их осталось только два.

— Кристина придет, — сказал он. — Это будет наша последняя встреча. Она придет, мы пойдем вместе и будем идти долго… Вот она. Она надела папину шляпу, которая ей велика. Надела его брюки и башмаки и стала похожа на мальчика. И мы идем. Уходим от зла и идем к свету.

Отран кашлянул. Из его носа вытекла струйка крови.

— Там, снаружи, возле скалы, которая похожа на морду волка, живет большой олень. Я никогда не видел таких больших рогов. Олень — это бог. У него есть сила и изящество. Он ждет нас. Кристина должна прийти.

Он расслабил мышцы руки. Ладонь была как мертвая.

— Кристина не придет, — вполголоса сказал Барон. — Вы это хорошо знаете.

Отран изо всех сил сжал руку Барона.

— Что вы говорите?

— Кристина умерла, Тома. Вспомните.

По телу Отрана прошли судороги.

— Кристина… Где Кристина?

— Она умерла. Умерла!

Отран поднес руку к животу, упал на бок и выплюнул кровь.

— Помогите! Помогите! — закричал де Пальма.

К нему мгновенно подбежали три пловца.

— Нет! Нет! — закричал Отран.

Он задыхался.

— Девять лет я ждал дня, когда увижу свою сестру, — заговорил он. — Девять лет я видел только черные дни и решетки тюрьмы. Девять лет внутри меня был крик, который с утра до вечера рвал меня на части и умолкал только во сне. Скажите, разве человек может жить без половины себя самого? Разве можно нормально дышать в тюрьме, где каждый треск, каждый скрип, каждый крик гаснет в пустоте? Разве можно вынести эту пустоту без образа человека, который тебе дороже всего?

Пальцы Отрана вцепились в грязь.

— Я каждую минуту думал о ее глазах, ее улыбке, ее немного тягучем голосе, ее руках, которые умеют делать все. Это она завязывала мне ботинки. Я никогда не умел управляться со шнурками. Это Кристина научила меня всему, что я знаю. Ведь в сумасшедших домах ничему не учат! Там есть только пустота, как в тюрьме. Пустота, в которую тебя бросают, чтобы держать тебя в стороне от всего остального мира. Сумасшедшего опустошают. Все его «я» выкачивают из него химией или лишением свободы. Я помню электроды и лекарства Кайоля. Без всего этого я никогда не стал бы злом, никогда не был бы ангелом-убийцей. Но была пустота, над которой наклоняешься и чувствуешь, как от этого кружится голова. Я убил для того, чтобы больше не слышать голосов доктора.

У Отрана начались судороги. Они становились все сильнее. Его ноги били по камню.

— Почему вы убили свою сестру? Ответьте мне!

Де Пальма наклонился над лицом с закатившимися глазами. Губы Отрана зашевелились, и умирающий еле слышно прошептал:

— В каком мифе вы живете?

— Я не знаю, — ответил де Пальма. — Уже не знаю.

Голова Отрана затряслась.

— Отойдите, майор! — приказал Франки.

Де Пальма отступил на несколько шагов.

— Его сердце останавливается!

В течение трех минут полицейские, сменяя друг друга, пытались вернуть к жизни того, кто воплощал собой смерть. Но попытки снова запустить сердце Отрана не удались: яд, который он принял, был сильным. В 17.43 оно перестало биться.

— Мы сделали все, что могли, Мишель.

— Я знаю.

Де Пальма сел на корточки возле трупа. Еще ясные глаза смотрели на черный свод пещеры. На лице Отрана застыла гримаса боли, голова откинута назад.

— Ты едва не убил меня, — прошептал де Пальма. — Это было давно. Много недель подряд я думал об этой минуте. Я думал о том, что я мог бы убить тебя и что, если бы не я, это мог бы сделать кто-нибудь из людей, которые находятся здесь. Твоя смерть была бы для меня лишь крошечной главой в истории борьбы полиции против убийц, если бы не произошла в конце этого долгого пути. Может быть, ты расскажешь мне свою последнюю тайну. Поговори со мной.

Мышцы Отрана расслабились. Выражение его лица стало мягче. Ладони были повернуты так, словно он просил о милости. Черная кровь хлынула из его рта, как будто тело очищалось от избытка жизни. На туловище Отрана были старые шрамы-зигзаги.

— Слушайте! — пробормотал один из полицейских — пловцов.

Странный напев. Дикая молитва из одних гласных.

— Смотрите!

В топазовом свете танцевала огромная тень. При каждом движении это уродливое тело вытягивалось над конкрециями и падало на ржавые стены. Камень пещеры отталкивал от себя и усиливал звуки, и под конец доисторическое святилище задрожало.

— Это всего лишь галлюцинация! — крикнул де Пальма.

Внезапно тень исчезла. В пещере снова стало тихо. Ладонь Отрана разжалась. На ней лежал отрубленный палец — безымянный.

— Третий палец — это был он сам.

Над тем местом, где лежал труп, было вырезано на стене странное существо — наполовину человек, наполовину зверь. Рогатый колдун. Длинная угольная черта пронзала его насквозь.

Доктор Дюбрей перебирал пожелтевшие карточки в ящике каталога виль-эврарской больницы.

— После вашего отъезда у Бернара был ужасный приступ болезни. Нам пришлось его обездвижить, — сообщил он де Пальме, стараясь не смотреть на него.

— Вам известно, что вызвало этот приступ?

— Я думаю, что ваш приход и приход Отрана имеют к нему отношение. Но, кажется, есть и другая причина.