Каждый дар – это проклятие - Кэролайн О'Донохью

носила с собой персональную сигнализацию на случай изнасилования.

Это предложение настолько нелепо, что я не сдерживаю смех.

– Сигнализацию на случай изнасилования? Мама? Ты сама себя слышишь? Сигнализацию на случай изнасилования!

– Что тут смешного?

– Мэй, прекрати, – сердито укоряет меня папа.

Но я не могу остановиться, потому что Домохозяйка тоже смеется.

Ха-ха-ха. Подумать только, «сигнализация на случай изнасилования». Это получается, единственное, что разделяет насильника и жертву – оглушительный звук, сообщающий всем в округе, что тебя именно в этот момент собираются изнасиловать. Или уже насилуют.

– Хорошо, я возьму сигнализацию. Могу даже две, если тебе от этого будет легче. Или повешу по сигнализации на все руки и ноги.

Мама дает мне пощечину. С такой силой, что голова у меня поворачивается, и я смотрю на часы над плитой.

Она снова хватает газету.

– Вот! – кричит она. – Десять месяцев назад точно так же пропала Лили О’Каллахан. Или ты уже забыла?

Я прикрываю раскрасневшееся лицо. До этого родители меня ни разу не били.

– Тогда я думала, что она погибла. Как и твой отец. И как твои братья и сестры. Все мы так думали, Мэйв. Девочка, за взрослением которой мы наблюдали. Которая часто гостила у нас, которую мы брали с собой на каникулы. Она была нам как родная. Никто не надеялся, что она вернется. Особенно, когда прошла неделя. А ты словно засунула голову в песок, только и делала, что болтала о магии и картах Таро, а я думала: «Боже, вот это отрицание и регресс. Она не может смириться с тем, что ее лучшая подруга убита или даже хуже, чем убита, и потому возвращается в детство». Феи в саду, воображаемый мир. Я завидовала тебе. Я же каждую ночь представляла себе, как разлагается труп Лили. Мы с твоим отцом не спали неделями.

Папа склоняет голову и прикрывает глаза руками.

– Нора. Ей необязательно знать.

– Но Лили же вернулась, – говорю я.

Мне немного не по себе, как будто я плыву в космосе. Я не привыкла, чтобы родители выставляли напоказ свою уязвимость.

Некоторое время на кухне царит тишина. Да, я никогда не задумывалась о том, что должны были чувствовать мои родители. В конце концов, исчезновение Лили было напрямую связано со мной. И это было моих рук дело. Я еще могла допустить, что оно серьезно повлияло на Ро и на всех О’Каллаханов. Но не на моих родителей и родственников, которые тоже очень любили Лили.

Боже, иногда я так ненавижу себя.

– Мама. Я знаю, что ты хочешь защитить меня. Но если держать меня взаперти, это ничего не даст, – говорю я. – Это просто означает, что в следующий раз в зернохранилище найдут какую-нибудь другую девочку.

Она тяжело качает головой и грызет ноготь.

– Но я не могу заботиться о какой-то другой девочке, – говорит она. – Я могу заботиться только о тебе.

Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Мы так сидим, пока я не чувствую, что она понемногу расслабляется.

– Я хочу заботиться о других девочках.

41

МЫСЛЬ О ТОМ, ЧТОБЫ СЛУШАТЬСЯ РОДИТЕЛЕЙ, даже не приходит мне в голову. По крайней мере, я не думаю об этом всерьез. Следующим вечером, наложив на дом сонное заклинание, я отправляюсь к школе Святой Бернадетты.

Заранее мы не договаривались, но все почему-то приходят принарядившись, как на праздник. Наша одежда словно подчеркивает наши самые лучшие стороны: Аарон в рубашке и галстуке; Манон в просторном красном жакете-кимоно с белой сорочкой и с шикарной сексуальной прической с двумя пучками; Фиона в изумрудно-зеленом платье. Я задумываюсь, не хотят ли они произвести впечатление друг на друга.

Нуала и вовсе кажется другим человеком. Я впервые вижу ее не в свободно развевающихся шелковых балахонах. На ней черные, плотно прилегающие к ногам джинсы и куртка цвета хаки.

– Ты одета так, как во времена нашего знакомства, – говорит Рене.

– Как преступница, ты хочешь сказать? – спрашивает Нуала, доставая из двух пакетов шампанское.

– Как преступница, – повторяет Рене, сверкая глазами.

– А это еще для чего? – спрашиваю я, поглядывая на шампанское.

– Ну, ты же делаешь ей весьма ценный подарок. Отличный повод для вечеринки, не правда ли? Я подумала, что можно будет и ей налить бокал шампанского.

– Бокал? – спрашиваю я, глядя на пакеты.

– А остальное нам, на случай, если ничего не получится и останется только топить свое разочарование в вине.

– Круто.

Манон улыбается своей матери, расстегивает рюкзак и достает бутылку абсента.

– Меня посетила точно такая же мысль, – говорит она.

– Ха-ха! – усмехается Нуала. – Значит, мы и вправду родственники.

Я выхожу на задний двор, на почерневшие остатки сгоревшего теннисного корта. Аарон с кем-то разговаривает по телефону.

– Привет! – машет он рукой, увидев меня. – У меня деловой разговор. Они пока отошли.

– С кем?

– С редакцией «Стар Килбег».

– С газетой?

– Да.

– С чего вдруг?

– Потому что «Таймс», «Индепендент», «Экзаминер» и «Санди Бизнес Пост» не отвечают на мои звонки.

Я вглядываюсь в его лицо и понимаю, что он давно не спал.

– По поводу статьи о силосных башнях?

Он кивает.

– Я пытаюсь рассказать им, – хмуро говорит он. – О Дори, о «Детях». Я постоянно повторяю: «Я сам был среди них, я многое знаю». Я могу рассказать им все, что знаю.

– Да, ты можешь, – киваю я.

– Мы знаем, где находится Ложа. Но никто нас не будет слушать. Я точно знаю, что они сейчас делают, – делают вид, будто записывают подробности. Дори везде успела раскинуть свои щупальца.

– И полицейские вели себя так же. Бубнят про необходимость проявлять бдительность, как попугаи. Ей удалось всех отвлечь.

– Везде у нее свои ниточки.

Аарон замолкает и ждет. Через некоторое время на другом конце линии кто-то что-то произносит.

– Да-да, Аарон Браун, – говорит Аарон, – нет, не Бранниган. Браун. В прошлом году вы брали у меня интервью, не помните? Я тогда выступал как представитель молодежного отделения «Детей Бригитты». У меня есть кое-какая информация, касающаяся…

Слышится щелчок. На том конце вешают трубку.

Секунду Аарон молча стоит, а потом так сильно пинает по стойке ограды, что даже вскрикивает от боли.

– Аарон! Какого черта? Зачем ты им звонил?

– Потому что людей убивают и бросают гнить, и это моя вина, Мэйв. Боже, что же нам делать? Никто меня не слушает.

Он опускается на землю, скрестив ноги и обхватив колени руками.

– Хочешь, я позову Фиону?

– Нет.

– У тебя до сих пор что-то болит после той ночи?

– Нет. Может, хватит суетиться? Ничего не болит.

– Тогда я кое-что попробую.

Я приседаю на землю позади него