Дворец наслаждений - Паулина Гейдж

А Гуи? Куда он мог пойти? Может быть, он вообще уехал из Египта, хотя вряд ли. Он не станет так явно показывать свою вину. Скорее всего, где-нибудь прячется в ожидании дальнейших событий, и если мне не повезет, то вскоре вернется с какой-нибудь невероятной историей о том, где он был. Ну что ж, это его дело. Я же сейчас лежу на мягком ложе, набив желудок вкуснейшими кушаниями, о которых за годы ссылки успела забыть, а мой сын находится под надежной охраной в доме своего приемного отца. С мыслями об этом я уснула.

Проснувшись от звука женских голосов, я не сразу вспомнила, где нахожусь. Со двора послышался яростный детский визг, за ним — раздраженный голос взрослого. В комнате было Темно, но, когда я встала и распахнула дверь, в нее ворвался такой яркий свет, что я на минуту зажмурилась. Было позднее утро. На лужайке перед домом кружком сидели женщины и разговаривали или нежились под белыми навесами, хлопающими от легкого утреннего ветерка. Возле женщин сновали слуги. Коричневые детишки плескались в фонтане или гонялись за неистово лающими собаками. Вспомнив о прошлом, я взглянула на знакомый закуток в дальнем конце огромного двора, но там никого не было.

Возле моих ног что-то зашевелилось, и я увидела молоденькую девушку, которая с улыбкой поклонилась мне.

— Приветствую тебя, Ту, — сказала она, поднимаясь с пола. — Я Изис, твоя служанка. Хорошо спала, госпожа?

Я подавила зевок.

— Спасибо, Изис, — ответила я. — Давно я так чудесно не высыпалась. А сейчас, как видишь, я совершенно голая и очень хочу помыться. Ты можешь принести мне все, что для этого надо?

Изис удивленно подняла брови.

— Ну конечно! — ответила она. — Все, что хочешь. Ты ведь почетная гостья царевича.

Я, конечно, могла ей напомнить, что если бы я была почетной гостьей, то не сидела бы в гареме, но решила промолчать. Зачем лишать ребенка сознания собственной значимости?

— Хорошо! — воскликнула я. — Тогда принеси мне хоть что-нибудь из одежды и вели слугам нагреть побольше горячей воды. Приведи массажиста, а когда я выкупаюсь, принеси мне поесть. Здесь есть какие-нибудь платья?

Изис заморгала.

— Я приготовила тебе много всяких платьев, сандалий и украшений. Выбирай, что хочешь, — сказала она и, поклонившись, собралась уходить.

— Еще одно, — остановила я ее. — Я не вижу наложницы Хатии. Где она?

Девушка нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Хатия? О, Хатия! — просияла она. — Она умерла пять лет назад. Я тогда здесь еще не работала, но говорят, что с тех пор, как она появилась в гареме, и до того момента, когда ее нашли мертвой на ее ложе, она не произнесла ни слова. Ни одна из женщин не слышала, как она говорит.

«Я тоже», — грустно подумала я. Ее служанка как-то пришла ко мне с просьбой посмотреть госпожу, поскольку всем в гареме было известно, что я хорошо разбираюсь в медицине. Однако при моем появлении Хатия лишь молча отвернулась к стене, а я так и осталась стоять возле ее постели с ощущением невыносимой тоски и молчаливого страдания. Хатия была пьяницей. Я подозревала, что она шпионит за мной по приказу Аст-Амасарет в обмен на свободный доступ к винным подвалам. Я даже думаю, что именно Хатия как-то раз подсунула мне отравленный инжир, и если бы не бдительность Дисенк, я бы его съела и умерла. И все же этот остановившийся, злобный взгляд, которым она провожала каждую из нас, здоровых и прекрасных женщин, преследовал нас повсюду. Мне бы следовало поговорить с ней по душам, но я тогда была занята в основном собой.

Служанка ушла, а я прилегла на постель. Хатии уже не поможешь; и я не могу исправить множество глупостей, которые совершила, живя среди привилегированных пленниц, но даже теперь, когда всего несколько шагов отделяют меня от комнатки, которую я делила с Гунро, я благодарна судьбе, что перестала быть одной из них. Я не слишком изменилась, просто стала лучше в себе разбираться.

Но тут меня пронзила страшная мысль. А действительно ли я перестала быть одной из них? Я по-прежнему принадлежу царю. Я по-прежнему его наложница. У меня не было ни одного мужчины, не считая запретного соития с Гуи в тот безумный час в его саду. Рамзес имеет право вернуть меня в гарем, а его сын — отправить в то ужасное место в Фаюме, где доживают свой век состарившиеся наложницы. Я вскочила на ноги, моя уверенность в себе, которой я только что так гордилась, лопнула, как пузырь. Царь обязательно за мной пошлет, и когда я вымолю у него прощение, рыдая и стоя на коленях возле его ложа, то непременно попрошу отпустить меня из гарема. Странные повороты судьбы, так резко изменившие мою жизнь, не должны окончиться смертельной скукой и отчаянием покинутой рабыни!

Мои мрачные размышления были прерваны приходом Изис. Она принесла полупрозрачную льняную накидку, которую набросила мне на плечи.

— Тебя ожидают в банном домике, — сказала она, и я, забыв о своем страхе, решила, что попытаюсь восстановить хоть что-то из того, что некогда дала мне юность.

Меня выкупали в ароматической воде и смазали свалявшиеся волосы маслом лотоса. Мне выщипали волосы на теле, сделали массаж и умастили маслом пересушенную кожу. Отскоблили и смазали загрубевшие ноги, втерли в ладони и лицо мед и касторовое масло, затем снова начали скрести, мыть и смазывать маслом. Я радостно покорялась всему, что со мной делали. Это были те удовольствия, по которым я тосковала, работая в храме Вепвавета, и которые снились мне по ночам, когда от безысходного отчаяния мне казалось, что ссылке в Асвате не будет конца. Я вновь возвращалась к жизни, которая перестала состоять только из работы и тяжелого сна, и все сильнее верила в то, что Асват теперь в прошлом.

Я вернулась в свою комнатку, осторожно переступая завернутыми в бинты и обутыми в сандалии ногами; тело слегка пощипывало, вымытые волосы блестели. Меня ожидала служанка, которая уже разложила свои кисточки и расставила баночки с косметикой. Она вежливо подождала, пока я вдоволь наемся. За столом мне прислуживала Изис, и я, как обычно, вспомнила Дисенк, которая упорно учила меня хорошим манерам в первые месяцы моей жизни в доме Гуи. Каждый кусочек, который я отправляла в рот, каждая капля молока казались мне пищей богов.

Когда я закончила трапезу, Изис унесла поднос, а служанка взяла меня за подбородок и стала внимательно разглядывать лицо.

— Только не льсти мне, — сказала я, — не надо говорить, какие у меня завораживающие голубые глаза или четко очерченные губы. Не знаю, можно ли скрыть то, что сделали со мной солнце и время, но ты все же постарайся.

Служанка скривила губы в улыбке. Она была уже немолода и начинала седеть, и я не удивилась, когда она ответила:

— Я помню тебя, Ту, хотя ты меня, конечно, не помнишь. Когда ты здесь жила, я служила у госпожи Верел. А тебе повезло, тебе наносила косметику Дисенк. Она просто художница.

«А еще она маленькая чванливая крыса, которая бросила меня, как и все остальные», — подумала я.

— Лицо у тебя стало очень уж коричневым, — продолжала женщина. — Не знаю, что тут можно сделать, да еще и чтобы краски на нем заиграли. Возможно, ты вновь похорошеешь, со временем. Ты вернулась в гарем?