Доверься мне - Кристен Каллихан

произносит мужик. — И они пришли не ради шоу.

Стелла дергается, как будто ее ущипнули, и вырывается из моих объятий. Однако оставляет руку на моей груди. Это простое, собственническое действие заставляет меня прятать улыбку. Очевидно, сейчас не стоит щеголять дерьмовой ухмылкой. Пожилой мужчина с обветренным лицом смотрит на меня так, словно точно знает, о чем я думаю, и не одобряет этого.

— Хэнк, — начинает Стелла, слегка запыхавшись, — я не знала, что ты здесь.

— Не сомневаюсь, поскольку ты была занята другим, — шутливо отзывается Хэнк. Ему на вид от пятидесяти до шестидесяти. Сложно сказать. Глубокие морщинки веером расходятся от уголков глаз и располагаются на щеках. На темно-коричневой коже лба залегают глубокие морщины. Уж не знаю, всегда ли они присутствуют или появляются из-за хмурого взгляда, но я ставлю на первое.

Стелла смеется, и ее щеки розовеют.

— Да, Хэнк, была.

Он не менее восприимчив к ее улыбке, чем я, и его нахмуренные брови немного разглаживаются.

— Хорошо полетала?

— Великолепно. — Ее пальцы съезжают по груди в область сердца. — Это мой друг Джон.

Хэнк прищуривается.

— Друг, да?

— Хороший друг, — исправляется Стелла, совершенно невозмутимая и восхитительно счастливая.

Раз уж Хэнк стоит на месте, прожигая дыру в моем лбу, я делаю шаг вперед.

— Приятно познакомиться.

Он принимает мою руку и чертовски сильно сжимает ее. Но я с детства играю на гитаре, так что моя ладонь слишком крепкая, чтобы ее можно было сломать. Мы с Хэнком заканчиваем ничьей, и опускаем руки. Кивнув мне, он поворачивается к Стелле.

— Видел тебя в небе. Тангаж отклонился на градус в развороте без крена.

— Я знаю, — морщит нос Стелла.

— Она могла бы участвовать в соревнованиях, если бы захотела, — сообщает мне Хэнк и, несмотря на то, что, по словам Стеллы, мужчина не опекает ее, он точно гордится девушкой. — Или быть инструктором. Вопрос только в получении лицензии.

Стелла краснеет.

— Тогда полеты перестанут быть только для меня. Станут ограниченными ожиданиями и работой.

— Когда любишь свое дело, оно перестает быть работой, — высказывается Хэнк.

Он прав и неправ одновременно. Я люблю создавать музыку, играть на гитаре и петь. Я не мог дождаться момента, когда стану звездой. Но все это стало работой. Ожидания и стресс от выполнения бесконечных обязательств накладывают определенный отпечаток. Внезапно то, что я люблю, перестает быть чистым. Оно обретает собственную жизнь, и может истощить меня, если не проявлять осторожность. Так что я понимаю, почему Стелла не хочет превращать свою страсть в работу.

Я кладу ладонь ей на затылок, выражая молчаливую поддержку. Но она не нуждается в этом. Стелла слегка качает головой и негромко смеется.

— Это был бы отличный аргумент, Хэнк, если бы я на протяжении нескольких лет изо дня в день не слышала твоих жалоб на студентов.

Хэнк смеется таким хриплым смехом, как будто делает это довольно редко.

— Это правда, Стелла, детка.

Ветер поднимается, несется по земле и хлещет по верхушкам невысоких деревьев, окружающих аэропорт. Становится темнее, небо свинцово-серое от туч.

Хэнк смотрит наверх и хмурится.

— Вы возвращаетесь в город?

— Таков был план, — отвечает Стелла.

— Мы не успеем. — Стоит только заговорить, как начинается легкий дождь. Теперь в любую секунду ситуация ухудшится. Я смотрю на свою спутницу. — Мы на мотоцикле. Поверь, ты не захочешь ехать на нем под ливнем.

Она смотрит на небо.

— Нам придется какое-то время посидеть в ресторане. Не возражаешь?

— Кроме как с тобой, мне больше нигде не нужно быть.

Ее щеки розовеют после этих слов, а Хэнк прочищает горло, что звучит просто отвратительно.

— Почему бы вам не заглянуть на ужин? Коринн будет рада увидеться.

— Ох… я…

Взгляд Стеллы мечется ко мне, как будто она боится погасить мой пыл.

Откровенно говоря, мне, скорее всего, предстоит вечер косых взглядов Хэнка, потому что он с момента появления не перестает пялиться на меня. Но мужчина явно заботится о Стелле, и очевидно дорог ей.

— Я не против, — говорю я именно в тот момент, когда небеса по-настоящему разверзаются.

СТЕЛЛА

— Насколько далеко находится дом Хэнка? — спрашивает Джон сквозь шум дождя, когда мы взбираемся на его байк.

Хэнк побежал к своему пикапу, а мы готовимся последовать за ним.

— Около пяти миль. Я не против немного намокнуть.

Раскат грома заставляет меня подпрыгнуть.

Джон хмыкает и протягивает мне шлем.

— Поездка во время грозы — это не тот экстрим, который я хотел испытать с тобой. Такой дождь не приносит ничего хорошего. Прижмись головой к моей спине.

Джон заводит мотоцикл, и мы двигаемся по дороге за пикапом Хэнка. На нас обрушивается ливень, и я переосмысливаю столь легкое отношение к намоканию. Дождь, хлещущий на скорости шестьдесят миль в час — это не весело. Я сочувствую Джону, который принимает на себя основной удар, и сильнее прижимаюсь к его спине.

Становится холоднее и мокрее, и к тому времени, как Джон сворачивает на нужную улицу, я дрожу. А при виде двухэтажного дома в стиле пятидесятых, выкрашенного в зеленый и белый цвета, испытываю облегчение. Хэнк открывает гараж и машет Джону, чтобы тот припарковал мотоцикл рядом с пикапом.

К тому времени, как Джон глушит мотор, Коринн открывает дверь кухни и жестом приглашает нас войти.

— Заходите-заходите. Вы, должно быть, замерзли, — улыбается она, когда я подхожу. — Привет, детка. Я так давно тебя не видела.

— Привет, Коринн. — Я целую ее гладкую щеку, вдыхая знакомый аромат мыла с запахом сирени. — Я тоже скучала.

Независимо от времени и места, Коринн неизменно при параде. Сегодня ее губы блестят коралловым блеском, серебристо-стального цвета волосы коротко подстрижены, а на руке звенят золотые браслеты, когда она похлопывает меня по плечу, а затем улыбается Джону.

— Я вижу, ты привела с собой друга.

Джон останавливается в дверном проеме кухни.

— Джон Блэквуд. Спасибо, что пригласили, мэм.

— Ох, ну что за мэм. Вы заставляете меня чувствовать себя старой. Я выгляжу старой? — поддразнивает она.

Щеки Джона вспыхивают.

— Совсем нет, мэм… э-э-э…

— Называйте меня Коринн, — разрешает она, избавляя парня от страданий.

А потом провожает нас в большую, яркую кухню, отремонтированную в прошлом году, с темными деревянными шкафчиками и зелеными гранитными столешницами. И хоть я никогда не скажу этого Коринн, часть меня скучает по старой обстановке в стиле восьмидесятых, с ламинированными шкафчиками, столешницами из грубо обработанного дерева и выложенным серой плиткой полом.

Новый дизайн красив и полностью в стиле Коринн, но здесь нет ощущения дома, как было в старой кухне. Хотя пахнет здесь так же: теплом и гостеприимством, жарким, от