Неделя длинных ножей - Фридрих Незнанский

— Помню, хозяин. Все помню, ничего не забыл.

— Только чтоб все было чисто и тихо…

— Я понял, хозяин. Не беспокойся.

Авдей Карлович отключил сотовый, прикрыл глаза.

Удары сыпятся со всех сторон. И уже в спину. Только что он буквально вышиб из игры всесильный «Инвестком», заставил его подчиниться своей воле, шантажируя информацией об их расходах на губернаторские выборы. Избавился наконец от Дона, этой головной боли последней недели. Его склады и земля теперь отойдут к муниципалитету… И осталось только сделать последний ход в состоянии цейтнота — покончить с Эдиком Семионским, и все, дело в шляпе! Но именно сейчас он лежит в номере гостиницы, бессильный, ослабевший, с разболевшимся сердцем, которое ему изменило в самый неподходящий момент… А Цивилло, еще один неблагодарный, которого он однажды вытащил из долговой ямы, оказывается, вспоминал его здесь, в Швейцарии, будучи одной ногой в могиле… Они, для всех друзья детства, придерживались дружеских отношений, соблюдали внешние приличия… И не сегодня, так завтра Арнольд придет в себя и все вспомнит. И Турецкий поможет ему понять, кто и почему его заказал… Хорошо, что Ксения восприняла это иначе. Нет, надо, надо взять себя в руки и постараться со всеми разобраться!

Значит, до прилета Турецкого нужно срочно что-то предпринять.

Но что он может, если только что ему нанесли чувствительный удар в самое сердце! Еще недавно он не мог бы и подумать, что все для него может закончиться из-за девчонки, даже не любовницы, а содержанки, наложницы… Горничная, можно сказать, как писали в старых романах. Что делать, что? Какие возможности у него еще сохранились?

Он поднял взгляд на Гену. Потом, неожиданно что-то вспомнив, схватил сотовый и лихорадочно нажал кнопку дозвона. Занято. Нетерпеливо снова и снова он стал набирать номер, сбиваясь и путая цифры…

— Да что хоть случилось? — присел к нему Гена.

— На! Сам набери домой… — подал ему трубку Авдей Карлович. И как только Гена услышал длинный гудок и протянул ему трубку, буквально вырвал ее из рук.

— Джемал! Ни ее, ни Вовика, смотри, не трогайте! Даже не вздумай! Ты меня понял? Приеду, сам с ними разберусь. А до моего приезда чтоб волос с их головы не упал!

— Ай, слушай… Ты, Авдюша, мужчина или тряпка? — спросил Джемал. — Жалко стало девочку, да?

— Это не твое дело, Джемал… — негромко, но твердо сказал Авдей Карлович. — И будем считать, что я этого не слышал. Ты меня хорошо понял? А прилечу я завтра, с утра пораньше. И посмотрю, как и что.

— Мы же собирались послезавтра вернуться? — осторожно спросил Гена. — Вам же алиби нужно! Вы же сами говорили, вам лучше быть подальше от Москвы, когда мы будем мочить Семионского…

Авдей Карлович криво усмехнулся.

— Мы все время с тобой забываем. Там, в прокуратуре, далеко не дураки сидят… Как бы осторожно мы ни действовали, не давая им прямых улик, мы все равно остаемся под колпаком, поскольку у них полно косвенных! Я за Турецким давно наблюдаю. И еще этот рыжий, племянник генерала Грязнова, у него с недавних пор появился. Такое же волчье чутье. Они ведь давно поняли, что происходит, особенно после истории с Доном, сбежавшим от Демидова… Поэтому не исключено, как только соберетесь мочить Семионского в его номере, выяснится, что Турецкий с оперативниками вас там, в этом отеле, уже ждут. Особенно после того, как Цивилло ему кое о чем расскажет…

— Я никак не врублюсь, если честно, — перебил Гена. — Ну хорошо, с «Инвесткомом» все обошлось без крови…

— Но всех напрягло, с чего вдруг они соскочили? — поднял палец Авдей Карлович, довольно улыбаясь. — Ты это хотел сказать?

— Да, но наши иностранные партнеры вообще разбегутся, если мы уберем Семионского! Они и так боятся русской мафии.

— И правильно делают, что боятся… — усмехнулся Авдей Карлович. — Я этого и добиваюсь А ты до сих пор не понял? Они разбегутся, а сам-то проект останется, со всей его привлекательностью и притягательностью. Победителю достается все, так было и будет. А на запах дивидендов сбегутся другие. Но уже на моих условиях. И такие есть. Уже застыли на старте.

— Да уж… — почесал Гена в затылке. — С вами не соскучишься. И лучше не связываться… Ведь поднимется такой шум! Особенно в прессе, скупленной «Инвесткомом».

— Возможно, — весело сощурился Авдей Карлович. — Но мне почему-то кажется, что они будут молчать.

— Вы сами только что сказали: в прокуратуре сидят не дураки! И ищут момента, чтобы взять всех нас за жопу!

— Сказал, — согласился Авдей Карлович.

— Так что вы предлагаете? — осторожно спросил Гена. — Значит, Семионского опять не будем трогать?

Авдей Карлович тяжело вздохнул и снова взялся за сердце.

— Я этого не говорил. Скажи, Гена, в каком состоянии сейчас наш «кадиллак»? Только честно. Он на ходу?

Гена удивленно уставился на хозяина.

— Не понял? Вы же сказали, что больше не будете на нем ездить?

— Да все я помню! Я сказал, что он слишком длинный, чтобы ездить на нем по московским кривым и тесным улочкам с тупиками. После того как мы не смогли заехать в один двор, где нас ждали на приеме в испанском посольстве, я велел его больше не подавать. Как видишь, я все помню.

— Он там не вписывался ни в один поворот… Хоть дома сноси.

— Вот-вот… Пришлось его оставить с охраной за квартал и добираться пешком. Жанна, помню, шипела, как змея. А было скользко, грязно, темно, тротуары не убраны… И мы опоздали. В результате деловая встреча, ради которой я вообще туда поехал, была фактически сорвана. Пунктуальность была принесена в жертву моему тщеславию нувориша. Как же, самый первый, самый длинный «кадиллак» в Москве! Хотя с самого начала было ясно: он предназначен для широких и прямых автострад, а не для наших кривоколенных переулков. Словом, мы выкинули на ветер сто семьдесят тысяч баксов, и на этом успокоились.

— Так и будете мне припоминать?..

— Гена, мы с тобой не в детском саду. Мы — два культурных, неглупых человека, которые обсуждают серьезную проблему. Ты, кстати, кем работал, прежде чем основал и возглавил свое охранное отделение? Напомни, а то уже забыл.

— Я закончил МАИ, работал в конструкторском бюро имени Лавочкина.

— Вот видишь, а я был искусствоведом, изучал серебряный век. И моя кандидатская диссертация была посвящена творчеству Велимира Хлебникова… Иногда ночами думаю: неужели со мной это было? Вот что сделало с нами всеми время… Но раз уж оно нас такими сделало, я тебя спрашиваю: где сейчас этот чертов «кадиллак»? Вы его случайно не загнали каким-нибудь хачикам? Они их любят…

— Без вашего разрешения? — пожал плечами Гена. — Вы за кого меня держите?

— За человека, который пока мне предан, — негромко сказал Авдей Карлович. — Возможно, единственного.