📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураЧто такое античная философия? - Пьер Адо

Что такое античная философия? - Пьер Адо

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 71 72 73 74 75 76 77 78 79 ... 97
Перейти на страницу:
Древнего Востока. Аналогии эти нельзя объяснить историческими влияниями, но они, во всяком случае, позволяют глубже понять существо философских позиций, которые таким образом проясняют друг друга. Средства к достижению душевного покоя и единению с другими людьми или с миром ограниченны в числе. Возможно, описанные нами жизненные позиции — Сократа, Пиррона, Эпикура, стоиков, киников, скептиков — соответствуют неким постоянным универсальным типам, которые обнаруживаются в форме, специфической для каждой цивилизации, в различных культурах, созданных человечеством. Поэтому я и поместил выше выдержку из буддистского текста и привел мысль М.Юлена, внушенную буддизмом: я решил, что это поможет нам точнее выразить сущность греческого мудреца. Весьма интересно, что и в Греции, и в Индии, и в Китае один из путей, ведущих к мудрости, — безразличие, т.е. отказ приписывать вещам ценностные различия, которые отражали бы точку зрения индивидуума, эгоистическую, пристрастную и ограниченную, точку зрения «лягушки, живущей в колодце» или «летней мошки», как говорит Чжуан-цзы:

В познании Пути я был подобен мушке в жбане с уксусом. Если бы учитель не снял крышку, никогда бы не догадался я о великой целостности Неба и Земли![809]

Эта беспристрастность и безразличие возвращают нас в изначальное состояние: состояние душевного покоя и безмятежности, в котором мы пребываем, прежде чем начинаем утверждать свою индивидуальность против мира и против других людей, прежде чем в нас вселяется тот эгоизм и эгоцентризм, что отчуждает нас от мира, неумолимо вовлекая в суетную погоню за удовольствиями и заставляя испытывать постоянную боязнь страданий.

Такие духовные упражнения, как «жить в настоящем» или «смотреть на вещи свысока», можно найти и у Гёте[810], Ницше[811], Витгенштейна[812]. Они вполне доступны «философу» в том смысле, какой мы вкладываем в этом слово. Я надеюсь вернуться к этим темам в последующих своих работах.

Думается, я в общем показал, что, как пишет Ж.-Л.Солер, «древние, возможно, были ближе к Востоку, чем мы теперь»[813]. На это же указывает и один современный китайский автор: «Китайские философы все были в той или иной степени Сократами. В личности философа знание и добродетель бьыи неразделимы. Философия, которую он проповедовал, требовала приложения на практике; он сам бьы средством ее утверждения. Жизнь в согласии со своими философскими убеждениями составляла часть его философии»[814]. Итак, «философ», любитель мудрости, сможет искать образцы для подражания и у восточных мыслителей, и они будут не так уж далеки от античных образцов.

Но «философа» подстерегают многие опасности. Первая опасность в том, чтобы удовлетвориться одним философским дискурсом. Существует пропасть между мудрыми сентенциями и действительной решимостью изменить свою жизнь, между громкими словами и подлинным самосознанием или подлинным преображением самого себя. Впрочем, самая глубокая причина «теоретизации» философии кроется, по-видимому, именно в этой, в каком-то смысле естественной для философа, склонности ограничиваться дискурсом — теми концептуальными построениями, которые он создает либо воспроизводит, которыми он восхищается. На протяжении всей истории античной философии, почти во всех школах мы встречаем одни и те же предостережения об опасности, угрожающей философу, если он вообразит, что его философский дискурс может быть самодостаточным и безотносительным к философской жизни. Эту постоянную опасность чувствовал уже Платон; оправдывая свое решение отправиться в Сиракузы, он писал:

Мне было очень стыдно перед самим собой, как бы не оказалось, что я способен лишь на слова, а сам никогда добровольно не взялся бы ни за какое дело.[815]

Еще одна опасность, худшая из всех, — возомнить, будто можно обойтись без философской рефлексии. Надо, чтобы философский образ жизни обосновывался рациональным и аргументированным философским дискурсом. Такой дискурс неотделим от образа жизни. В частности, требуется критическое осмысление античных, современных или древневосточных философских дискурсов, оправдывающих тот или иной образ жизни. Мы должны стараться уяснить себе, исходя из каких принципов мы поступаем так, а не иначе, должны размышлять над своим собственным опытом и над опытом других. Без этой рефлексии философская жизнь может оказаться пустым подражанием, пошлостью, нелепым благодушеством или просто-напросто отклонением. Конечно, чтобы жить, как живут философы, не надо ждать, покуда сам не напишешь «Критику чистого разума». И тем не менее жить, как подобает философу, означает также и размышлять, выстраивать умозаключения, вырабатывать строгие понятия, «думать самостоятельно», как говорил Кант. Философская жизнь — это беспрестанный поиск[816].

Наконец, надо постоянно помнить, что вопреки неодолимым штампам, переходящим из учебника в учебник, античная философская жизнь всегда была самым непосредственным образом связана с заботой о других и что такая забота есть внутреннее требование философской жизни, особенно в современном мире. Как говорит Ж. Фридман,

современный мудрец (если бы он существовал) не отвратился бы сегодня — не в пример многим нынешним эстетам — от людской скверны.[817]

Но в то же время Фридман видит, как видим это и мы, почти неразрешимые проблемы в отношениях античного философа с государством. Философ, вовлеченный в общественную жизнь, всегда рискует поддаться политическим пристрастиям. И потому, убежден Фридман, чтобы попытаться облегчить участь людей, нужно сосредоточить усилия «на ограниченных группах, и даже на отдельных индивидуумах», «на духовной работе преображения немногих», которая, полагает он, в конце концов непременно распространится вширь. Философ остро чувствует свое одиночество и бессилие в мире, пораженном двояким неразумием: тем, что порождается идолопоклонническим культом денег, и тем, что проистекает из нищеты и страданий миллиардов людей. В таких условиях ему никогда не достичь полной безмятежности мудреца. Философствовать — это значит и страдать от своей обособленности и от собственного бессилия. Но античная философия учит нас не смиряться и продолжать действовать так, как велит разум, стараться, невзирая ни на что, жить согласно той норме, какую представляет собой Идея мудрости, даже если наша деятельность кажется нам весьма ограниченной в своих возможностях. Как сказал Марк Аврелий:

На Платоново государство не надейся, будь доволен и самым скромным достижением и даже такой успех за малое не почитай.[818]

Библиография

I. Ссылки к цитатам из эпиграфа

Ницше. Человеческое, слишком человеческое. Странник и его тень, § 86. — Nietzsche. Oeuvres philosophiques complètes, t. III, 2. Paris, Gallimard, p. 200. < F. Nietzsche. Sämtliche Werke. Kritische Studienausgabe in 15 Bänden, Bd 2. München–Beriin–New York, 1980, S. 592. >

Kant. Vorlesungen uber die philosophische Encyclopädie. — Kants gesammelte Schriften, XXIX. Berlin, Akademie, 1980, S. 8, 12.

Плотин. Эннеады, V, 6 (24), 5, 9.

Симпликий.

1 ... 71 72 73 74 75 76 77 78 79 ... 97
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?