Танцующая на ветру - Наталия Терентьева

В метро мне уже просто казалось, наверное, что все смотрят на меня с брезгливостью. Случай в салоне как-то сильно подорвал мою уверенность в себе. Я видела, что Маша что-то пишет мне ВКонтакте, но я даже открывать не стала сообщение. А смысл? Наверняка отвечает про дедушку, как это хорошо, что я его нашла. А дедушка мне только померещился.

На Ленинградском вокзале я сразу взяла билет, чтобы уже не сомневаться, и отошла подальше от полицейских, которые бдительно осматривали всех проходящих. Поскольку полицейские были везде, я переходила с места на место, что было наверняка очень подозрительно, я ловила на себе взгляды пассажиров и охраны, и это было крайне неприятно. Или все же мне это только казалось.

Я зашла в туалет, осторожно оглядываясь – как бы не столкнуться с Раей. Она ведь выйдет на работу, а ее работа заключается в поиске новых девочек для каких-то темных дел и, скорей всего, в воровстве.

В зеркале на меня смотрела взрослая, усталая девушка. Хоть я и выспалась у Ростовцева, вид у меня был не очень. Грязная одежда, неровно пришитый рукав, второй опять надорвался, наверное, когда охранник выкинул меня из салона красоты. Для салона красоты я оказалась недостаточно красивой. Я умылась. Чем причесываются люди, когда у них нет под рукой щетки или расчески, ведь так бывает? Я как можно аккуратнее пригладила волосы водой. Конечно, есть такие прически, когда специально имитируют всклокоченность и растрепанность… Но мне как-то это не идет. Я выгляжу крайне подозрительно с всклокоченными волосами.

Я вышла в зал, встала в окна, стала наблюдать за людьми. Это самое увлекательное занятие, никогда не соскучишься. Каждый человек – особый мир, если его разгадывать, очень много интересного можно узнать.

Мне совершенно не понравилась Москва – чудовищно огромная, грохочущая, равнодушная. Сотни бегущих мимо меня людей, озабоченных, много нерусских, говорящих на своем языке. У нас в городке такого нет. Я не чувствовала, что я сейчас нахожусь в родном городе, хотя ведь это именно так. Я помню Москву совсем другой. Но я даже не смогу сейчас найти то место, где мы жили с мамой. Где-то ведь есть адрес, в документах, надо будет когда-нибудь туда обязательно съездить, пока не снесли дом.

До поезда оставалось двадцать минут, я взяла билет в общий вагон не на электричку, а на поезд, останавливающийся у нас, и решила на всякий случай подойти пораньше к вагону.

Я оглянулась, как будто меня окликнули.

– Вы идете? Не мешайте, отойдите! – пихнул меня какой-то мужчина.

Я шагнула в сторону. По залу шел, внимательно оглядываясь, ища кого-то, Андрей. Ошибки быть не могло, я его ни с кем не спутаю. Может быть, он ищет меня? Догадался, с какого вокзала я уезжаю. Не зря его приняли в такой институт… Я, чуть поколебавшись, махнула ему рукой. Но как тут увидишь друг друга в такой толпе? А я как его увидела? Не знаю…

– Телефон держи крепче! Рот не разевай! Шалавы ходят кругом… – Женщина рядом выразительно показала на меня своему сыну. Пухлый подросток в сильно обтягивающих его толстые ноги голубых брючках почмокал губами и показал мне неприличный жест языком.

Я отвернулась, отошла от них. Я смотрела издалека на Андрея, понимая, что это тот человек, рядом с которым я не буду одинокой. Откуда я это знаю? Я вижу его второй раз в жизни. Но ведь есть что-то большее, чем обычные слова, чем частое общение. Можно видеть человека каждый день и быть совершенно чужими. А можно вот так, как у нас – увидеться и понять, что это и есть твой человек, с которым ты должна быть.

Я стояла и смотрела на него. Наврал матери, наверное… Он уже взрослый, студент, но Анна Михайловна, судя по всему, еще пытается руководить его поступками. Хорошо мне – мною никто не руководит, потому что я никому не нужна.

Я видела, как он достал телефон, звонит кому-то. У меня в кармане куртки раздался звонок. Мне звонит. Я подержала в руках телефон и убрала его обратно.

Как я к нему подойду, если люди называют меня шалавой? Значит, я сейчас похожа на шалаву. А не на девушку, к которой стоит бежать сломя голову через всю большую Москву.

Я вышла вместе с группой ярко одетых школьников на перрон, нашла на табло свой поезд, быстро добежала до вагона, не оборачиваясь, чтобы не передумать, и села в вагон. На всякий случай я еще выключила телефон.

Зачем ему видеть меня сейчас? Чтобы разочароваться? Как странно, когда внутри тебя все разрывается от противоречий. Словно два человека. Один чего-то хочет, другой его удерживает. И не знаешь, кто из них прав.

В какой-то момент я хотела встать, выйти из вагона, побежать к нему, но не стала этого делать. Почему? Боялась показаться ему жалкой, оборванной, потерянной? Не хотела, чтобы он из-за меня врал матери, которая в свое время честно пыталась стать для меня другом? Не знала, что сказать, испугалась чего-то большого, нового, что совершенно не вписывается в мою обычную жизнь, испугалась захлестывающего меня непонятного, ни на что не похожего чувства?

Я поняла, что если я сейчас к нему подойду, я могу поехать с ним куда угодно. Скажет – бросай училище, поедем со мной в Питер, поеду. Думать, что там будет, как я буду жить, что делать, я совершенно не могу и не хочу. И вот это испугало меня больше всего. Больше разорванных рукавов куртки и того, что я сейчас похожа на девушку, живущую на вокзале, от которой шарахаются приличные матери с хорошо откормленными подростками.

Но себе я сказала так: я не хочу, чтобы он видел меня такой. Пыталась обмануть саму себя, от этого мне стало как-то нехорошо. Если два человека, живущие внутри меня, врут друг другу… Тут вдруг вылез и стал противненько хихикать мой знакомый бес: «А вот и испугалась, а вот и испугалась… Все профукала! Все профукала!» – «Заткнись! – сказала я ему. – Я не испугалась… Точнее, да, я испугалась». Сказала – и мне сразу стало проще. Может быть, тот второй человек, который живет внутри меня, это и есть этот бес. Просто я так его обычно не зову, чтобы не впадать в мистику.

Вера в потусторонние силы очень ослабляет. Если знаешь, что есть что-то, что поможет, даже если ты ничего для этого не делаешь, или, наоборот, сколько не бейся, а темная непонятная сила все сметет и встанет у тебя на пути, то какой смысл вообще куда-то стремиться и биться?

С отцом Андреем у нас как раз был такой разговор, когда я поступила в училище. Он сказал мне, что на это была воля Божья и что я просто не понимаю ее, и понимать мне не надо. В тот момент мне было очень приятно. Когда чувствуешь, что ты исполняешь волю огромной, надчеловеческой силы, которую не видно и не слышно, и ты сам становишься частью этой силы, ты ведóм, но ведо`м кем? Тем, кто во всем и везде. А потом мне стало странно и страшно. Ведь если так, и я этой воли не знаю и узнать не могу, то все следующие мои шаги можно и не делать? Я же не знаю, чего хочет Бог?

Отец Андрей, когда я поделилась с ним своими сомнениями, назвал это схоластикой, сказал, что я запуталась, и посоветовал мне думать поменьше на эту тему, по крайней мере, из чего я сделала вывод, что он сам не знает ответа. Иначе бы он попытался простыми словами мне объяснить.