Корона скифа - Борис Климычев

А вдоль Почтамтской стояли и стар, и млад, вытягивали шеи, только бы взглянуть на Комиссарова одним глазком. Ах, ах! Сам государь приказал привезти в Петербург с почетом! Воспитал же такого сына, сумел же! Что? Каков с вида? Ура! Ура!

И Сесилия Ронне, и Верочка Оленева, и Амалия фон Гильзен тоже были в толпе, тоже кричали ура, забыв обо всём на свете. И граф Разумовский стоял впереди всех, у самой обочины дороги, расправляя пышные усы. И когда Комиссаров поравнялся с ним, громко сказал:

— Не выйди твой сын вовремя на прогулку, сгнил бы ты в Сибири! Да и то видно, что рожа твоя бандитская.

Давыдов говорил Сесилии Ронне, Верочке и баронессе фон Гильзен:

— Если вы полагаете, что вы сами сейчас кричите свои виваты, то вы заблуждаетесь, это в вас кричит толпа! Стихия кричит. Она вас захватила целиком полностью.

В такие минуты человек над собой не властен. Он уже не отдельная частичка мироздания, он часть огромного животного, по имени — толпа. Куда качнется это животное, туда и он качнется.

Ваши напряженные мозговые клетки сливаются в единое целое и посылают мощные волны-флюиды, которые летят по земле. И где-то в дальнем море рождается ураган, и где-то в Японии грохочет землетрясение, а в Италии просыпается вулкан. Милые женщины, остыньте, перестаньте кричать, в конце концов, это всего лишь бывший тюремщик…

Весь город собрался возле губернского правления, чтобы посмотреть, как высокое начальство выйдет встречать с хлебом солью этого бывшего каторжника.

Впрочем, не весь город. Не было в толпе Асинкрита Горина. В последние дни он страдал кровохарканьем. Давыдов не смог вылечить его. Асинкрит вызвал знаменитого доктора Бота. Тот долго простукивал грудь и спину Асинкрита согнутыми пальцами. Прикладывал к груди и спине и слушательную трубку.

В конце концов, велел пить тертый чеснок с медом. И предупредил, что жить Асинкриту осталось месяц, самое большое — два.

— Я своим пациентам никогда не лгу, — сказал доктор на прощанье.

— Доктор, а не могу ли я прожить месяца три-четыре? Я ведь еще не женат, доктор!

— О женитьбе надо было думать значительно раньше.

Теперь Асинкрит остался один в опустевшем доме, Смотреть на этого Комиссарова у Асинкрита не было ни сил, не желания. Асинкрит плакал, пинал стулья и табуретки.

Совершенно обессиленный, он взял банку с медом, спустился по лесенке и открыл заветный подвал. К чему золото, если наследников всё равно не будет? Кому завещать его? Не хотелось никому отписывать свое добро. С какой стати?

Асинкрит вскрыл сундук, достал один из мешочков с золотым песком. Насыпал в тарелку несколько пригоршней золотого песка, залил медом, и стал хлебать ложкой. Золотая похлебка с трудом шла в горло.

— Жри, гад! — сказал сам себе Асинкрит. — Осталось два месяца. Жри! Чтоб за это время всё золото съел. А то, смотри у меня!

В 1867 году в Стокгольм и в Гетеборг пришли письма из Сибири, из неведомого и далекого города Томска. В Стокгольме пакет был доставлен родителям Улафа Страленберга. Бедные старики уже и не чаяли получить весточку от сына.

Матушка Улафа прижала к письмо к груди, и закричала:

— Он жив, жив!

Отец, набив трубку, сказал:

— Я же знал, что ничего с ним не случится, молодой, здравомыслящий человек, не пьяница. Читай, что он там сообщает.

Улаф просил прощения за долгое молчание. Дела сложились так, что он не мог доверять почте, за ним следили местные власти. Переслать письмо с оказией тоже как-то не удавалось.

"Матушка! Вы были неправы, когда говорили мне, что в Сибири я увижу людей на одной большой ноге и с двумя ртами. Да, здесь был один необычный человек, с короткими руками и ногами, и огромной головой. Он приблизил меня ко многим тайнам, но и к великому страху тоже. Встреча с ним всё же была очень полезной. Она дала новый импульс моим научным исследованиям.

Этого необычного человека больше нет. Остальные люди выглядят абсолютно также, как и все люди на нашей любимой родине. Хотя, конечно, есть у них и национальные особенности. В большой стране всё большое, в ней и достоинства велики, и недостатки тоже.

Матушка и батюшка! Я должен сообщить вам, что в жизни моей случились важные изменения. Я стал православным. Это позволило мне легче войти в здешнее общество.

Еще в 1721 году митрополит Тобольский Антоний Стаховский разрешил шведам и прочим людям нашей веры переходить в православие через миропомазание. Вот и мне священник мирром сделал крестик на лбу.

Итак, я стал православным. Теперь меня в бумагах пишут Ульяном Стралберовым. Это привычнее для русского уха. Я хорошо изучил русский язык и, как говорится, обрусел. Это судьба многих иностранцев, которые живут в Сибири. Иначе здесь было бы трудно жить. Но ко мне судьба очень благосклонна.

Матушка и батюшка! Может, вы станете меня ругать, но я здесь женился на русской девушке. Но если вы её увидите и узнаете, то вы меня поймете. Она очень красива, кроме того, она столбовая дворянка. Так, что в нашем браке объединились два старинных дворянских рода. Девушка эта рано осталась без родителей, и она будет рада вас считать своими родителями. Она образованна, умна, и добра. Чего же можно еще желать?

И кроме всего прочего, я получил здесь важную должность. Теперь я являюсь чиновником губернского правления, контролером золотых приисков. Это даёт мне возможность существовать безбедно. И еще я могу ездить по казенным делам в отдаленные таежные места и попутно вести там свои научные наблюдения. Думается, что со временем я смогу создать большой научный труд по истории, флоре и фауне Сибири. Европейцы так мало еще знают об этом удивительном, девственном и могучем крае.

Я посылаю вам 11 литографий с видами Томска. Выпущены они в Варшаве художником Юлиусом Вольдемаром Флеком. Он жил в этом городе, любил его. И вот, выпустил эти литографии. В Томске они пользуются громадным успехом, и быстро раскупаются.

Вы видите под пейзажами разъяснительные подписи на русском и польском языке. Поскольку вы этих языков не знаете, то я перевел эти подписи для вас.

Обратите внимание на литографию, где изображена лестница, поднимающаяся на крутую гору, поросшую вербой и шиповником.

Вы видите прилепившиеся к горе кузницы, этот место так и называется Кузнечный взвоз, или же Кузнечный развал, ибо на этом крутом подъеме обыкновенно разваливаются возы.

На горе возносится к небу изумительный храм, узкий и высокий, как стрела. Как сияют его кресты и маковки! Это Воскресенская церковь, находящаяся неподалеку от старинного шведского кладбища.

Именно в этой церкви я обвенчался с моей горячо любимой Верой Николаевной Оленевой. Она подобна богине, и во время венчания в церкви все только и любовались ею. Я думаю, что вы её полюбите так, словно это ваша родная дочь. Мы обязательно приедем в гости, как только начальство даст мне отпуск или же смогу поехать с целью служебной в Европу.