Зеленая миля - Стивен Кинг

Когда Джон приблизился, ее лицо в третий раз измениловыражение. Я вдруг увидел ту самую Мелли, доброта которой так много значила дляменя все эти годы, а еще больше для Дженис, когда наши дети разлетелись изгнезда и ей стало так одиноко и печально.

Лицо Мелли выражало интерес, но теперь этот интерес былосознанным.

– Кто ты? – спросила она чистым разумным голосом. – И почемуу тебя так много шрамов на руках и на плечах? Кто тебя так обидел?

– Я почти не помню, откуда они взялись, мэм, – ответил Коффисмущенно и сел рядом с ней на кровать.

Мелли улыбалась, как могла, но отвисшая правая часть ее ртадрожала, и улыбка не получалась. Она потрогала белый шрам, закрученный кактурецкая сабля, на тыльной стороне его левой ладони.

– Какой счастливый дар! А ты понимаешь, почему?

– Думаю, что если не знаешь, кто ударил тебя или затравилсобаками, это не мешает спать ноча-ми, – сказал Джон Коффи своим глубокимголосом с южным акцентом.

Она рассмеялась, смех рассыпался, как серебро, в дурнопахнущей комнате больной. Хэл стоял рядом со мной, дыша неровно, но не пыталсявмешиваться. Когда Мелли засмеялась, его быстрое дыхание на секунду замерло, акрупная рука схватила мое плечо. Он сжал его так сильно, что остались синяки –я видел их на следующий день, – но тогда ничего не почувствовал.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Джон Коффи, мэм.

– Коффи, как напиток.

– Да, мэм, только пишется иначе.

Она откинулась на подушки и полулежала, глядя на него. Джонсидел рядом и тоже глядел на нее, и круг света от лампы окружал их, словноактеров на сцене: громадный чернокожий мужчина в тюремной робе и маленькаяумирающая белая женщина. Она смотрела в глаза Джона с сияющим восхищением.

– Мэм?

– Да, Джон Коффи? – Слова, едва долетали до нас в дурнопахнущем воздухе. Я чувствовал, как напрягаются мускулы моих рук, ног и спины.Откуда-то издалека я ощущал, что начальник тюрьмы сжимает мое плечо, а боковымзрением видел Харри и Брута, обнявших друг друга, как маленькие дети,потерявшиеся в ночи. Что-то должно было произойти. Что-то большое. Мы все эточувствовали.

Джон Коффи наклонился к ней ближе. Пружины кроватизаскрипели, зашуршали простыни, и холодно улыбающаяся луна заглянула сквозьверхнюю раму в окно спальни. Налитые кровью глаза изучающе разгля-дывали ееподнятое кверху лицо.

– Я ее вижу, – сказал он. Но говорил не ей, мне так кажется,а самому себе. – Я ее вижу, и я могу помочь. Сидите тихо... только сидитетихо...

Он склонялся все ближе и ближе. На секунду его огромное лицоостановилось почти в пяти сантиметрах от ее лица. Он отвел одну ладонь всторону, растопырив пальцы, словно веля кому-то подождать... толькоподождать... а потом снова опустил лицо. Его широкие гладкие губы прижались кее губам и приоткрыли их. Секунду мне был виден один ее глаз, смотревшийудивленно куда-то мимо Коффи. Потом его гладкая лысая голова двинулась, и глазисчез.

Послышался мягкий свистящий звук, когда он вдыхал воздух изглубин ее легких. Пару секунд мы слышали только это, а потом пол закачался подногами и весь дом содрогнулся. Я не придумал, все это почувствовали и потомрассказали. Словно пульсирующий тяжелый удар. Вслед за ним раздался звукпадения чего-то тяжелого, как оказалось позже, в холле упали старинные дедовычасы. Хэл Мурс пытался их починить, но они так никогда и не стали ходить.

После этого вскоре раздался треск, послышался звоносыпающегося стекла: разбилась часть окна, через которую заглядывала луна.Картина на стене – клипер, рассекающий волны одного из семи морей, – соскочилас крюка, ударилась об пол, стекло раскололось вдребезги.

Я почувствовал запах паленого и увидел дымок, поднимающийсяс одеяла, под которым лежала она. Часть его вокруг дрожащей правой ногипочернела. Словно во сне, я стряхнул руку Мурса и шагнул к ночному столику. Тамв окружении четырех баночек с лекарствами, упавшими, когда все затряслось,стоял стакан с водой. Я взял его и вылил воду на дымящееся место. Послышалосьшипение.

Джон Коффи продолжал целовать ее долго и страстно, всевдыхая и вдыхая, отставив одну руку в сторону, а второй упираясь в кровать,поддерживая свой огромный вес. Пальцы были расставлены, и рука напоминала мнекоричневую морскую звезду.

Внезапно ее спина изогнулась. Одна рука повисла в воздухе,пальцы судорожно сжимались и разжимались. Ноги барабанили по кровати. Потомраздался крик. Опять-таки слышал не только я, но и другие. Бруту показалось,что было похоже, будто крик принадлежит волку или койоту, попавшему ногой вкапкан. А мне он напомнил клекот орла, какой можно было услышать иногда тихимутром, когда он кружил, спускаясь сквозь туман, широко распластав крылья.

С улицы долетел порыв ветра, такой сильный, что дом тряхнулово второй раз, – так странно, ведь до этого ветра не было совсем.

Джон Коффи отстранился, и я увидел, что лицо Меллиразгладилось. Правая сторона рта больше не отвисала. Глазам вернулась ихобычная форма, и вся она помолодела лет на десять. Коффи посмотрел на нее парусекунд, а потом закашлялся. Он отвернулся, чтобы не кашлять ей в лицо, потерялравновесие (что было не трудно, ведь он сидел почти на краешке кровати), и упалвниз на пол. Этого оказалось достаточно, чтобы дом содрогнулся в третий раз. Онопустился на колени и, наклонив голову, кашлял, как человек на последней стадиитуберкулеза.

Я подумал: «Теперь мошки. Он выпустит их с кашлем, теперь ихдолжно быть так много».

Но этого не последовало. Джон только продолжал каш-лятьглубокими, резкими лающими звуками, едва успевая между приступами глотнутьвоздуха. Его темная, шоко-ладная кожа становилась серой. Встревоженный Брутподо-шел к нему, опустился на одно колено рядом и положил руку на широкуювздрагивающую спину. Движение Брута словно сняло заклятие. Мурс подошел кпостели своей жены и опустился на то место, где сидел Коффи. Похоже, он вообщене замечал присутствия кашляющего, задыха-ющегося гиганта. И хотя Коффи стоялна коленях почти у самых ног Мурса, тот смотрел только на свою жену, а она вответ глядела с изумлением. Ее лицо напоминало зеркало, с которого стерлитряпочкой пыль.

– Джон, – крикнул Брут. – Выдохни это! Выпусти наружу, какраньше!

Джон продолжал кашлять и задыхаться. Глаза его сталивлажными, но не от слез, а от напряжения. Слюна текла изо рта прозрачнойструйкой, однако больше ничего не выходило.

Брут пару раз похлопал его по спине, потом обернулся ко мне:

– Он задыхается! То, что он вытянул из нее, мешает емудышать!