Симметрия желаний - Эшколь Нево

подобны вирусу: они ждут, когда ты ослабеешь, чтобы наброситься на тебя и потребовать свою дань.

Я понимал, что это отдает бредом, но избавиться от навязчивых мыслей не мог. Я выдернул телефон из розетки, перестал бриться и часами как завороженный смотрел прямые трансляции Открытого чемпионата Австралии по гольфу. Я устроил в своей гостиной поле для мини-гольфа. Вместо мяча использовал мячик для пинг-понга. Вместо клюшки – швабру. Лунками служили суповые миски. Мои вкусовые ощущения притупились. Я не мог отличить спагетти от риса, апельсины от яблок. Чтобы подсластить кофе, приходилось класть в чашку пять ложек сахара.

Думаю, забить тревогу меня заставили именно проблемы со вкусовыми ощущениями. Стоит нарушить границу между психикой и соматикой, подумал я, ничего уже не исправишь.

Я решил, что обязан что-то предпринять, пока меня не предали и остальные чувства.

Я позвонил женщине-психологу, которую порекомендовала одна из моих клиенток, но, едва услышав ее голос, повесил трубку.

Я прекрасно знал, что меня ждет: на что бы я ни пожаловался, она спишет все на мои отношения с родителями. Я стану возражать, скажу, что она пытается подогнать мой случай под свою теорию, но она будет стоять на своем и утверждать, что на самом деле мой протест направлен не против нее, а против родителей. Кроме того, я так и не нашел ответа на вопрос, способны ли люди (и я в том числе) меняться. И если способны, то как? А с такими вопросами имеет смысл разобраться до того, как выложишь 350 шекелей за час консультации, верно?

Я позвонил Хани. Мы не разговаривали больше года, но внезапно мне показалось, что это единственный выход. Я набрал ее номер, и автоответчик сообщил мне другой, новый. Я набрал и его, и снова автоответчик направил меня по другому номеру. От звонка к звонку мое нетерпение становилось все сильнее. Я вспомнил ее медовые волосы. Вспомнил, как оглушительно она чихала после оргазма. Как она, такая счастливая, танцевала передо мной в «Колизее». У нас ничего не вышло только из-за Яары, тень которой закрывала все вокруг. Но сейчас, когда я наконец выбросил красный носок с желтой каймой, кто знает, может, у нас появится шанс…

– Как дела? – спросила Хани.

Она узнала мой номер, подумал я, и это – хороший знак.

– Дела… э-э… так себе. А у тебя?

– Слава богу, – сказала она. – В прошлом месяце у меня родился сын.

– Вау! Сын? Мальчик? Поздравляю!

– Да, это для нас большая радость. Мои родители в восторге. Это их первый внук.

– Твои родители? Только не говори мне, что ты вернулась в Бней-Брак.

– Конечно, вернулась. Невозможно жить без семьи. Без корней. А моя семья – здесь. Знаешь, я рада, что ты позвонил. Я давно… Давно хотела сама тебе позвонить. Чтобы поблагодарить.

– Поблагодарить? Меня? За что?

– Просто ты… Ты вел себя со мной так мерзко… А после тебя был еще один, такой же, и… Вы оба заставили меня задуматься. А может, эта светская жизнь, к которой я так стремилась… Когда я в нее окунулась… Оказалось, что в ней нет ничего, кроме пустоты. И печали.

– Печали?

– Мало радости в том, чтобы постоянно терзаться вопросом, правду тебе говорят или лгут. И поддерживать отношения, зная, что они недолговечны. Разве можно в таких условиях посвятить себя хоть чему-то? С Джейкобом…

– С Джейкобом?

– Это мой муж. С первой нашей встречи мне стало ясно, что он относится ко мне серьезно. Значит, я могу любить его и не бояться. Кстати, он из Бостона. Он человек широких взглядов. Он не боится трудных вопросов, как мои родители. И не считает женщину неполноценным существом. Как видишь, за те два года, что я провела в вашем мире, мне удалось кое-чему научиться. Но без Бога жить трудно. Без указанного Им пути. Понимаешь?

– Все равно что жить без саксофона.

– Что?

– Нет, ничего. Продолжай.

– Конечно, рано или поздно я и так все это узнала бы, но, думаю, ты приблизил меня… к освобождению, как мы это называем. Так что спасибо тебе. И приходи как-нибудь в гости. Я серьезно.

– Вы, наверное, очень заняты.

– В будни – да. Но в конце недели я буду рада тебя видеть. Проведешь с нами Шаббат. Споешь с нами. Вкусно поешь. Немного отдохнешь. Может быть, даже проникнешься…

– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь меня обратить…

– Нет, что ты! Не пугайся. Я только хотела сказать, что у тебя будет шанс очистить свою душу. Мне кажется, тебе это нужно.

Да, подумал я, мне это нужно. Но не через веру. Пусть еврейская культура у меня в крови, пусть отзвуки Ветхого Завета слышатся в каждом слове, которое я произношу на иврите, но, к сожалению, вера для меня не выход. Господь не поднимет меня со дна. Хотелось бы мне, как Сёрену Кьеркегору, проснуться однажды утром и обнаружить, что за ночь я преисполнился безграничной, безусловной любви к Богу. Без сомнения, я сумел бы преисполниться такой любви к Богу, если бы вырос в подходящей семье. Но родители внушили мне глубокую неприязнь ко всему, что связано с религией. И, даже поняв, что эта неприязнь безосновательна, я не в состоянии выкорчевать ее из своего сознания.

– Как-нибудь заскочу, – сказал я.

– Чудесно, – отозвалась Хани. В этом «чудесно» не слышалось искренней радости. С самого начала разговора в ее голосе не слышалось вообще никаких эмоций. – Слушай, – сказала она, – мне пора кормить Беньямина, так что…

– Пока, – попрощался я, пытаясь сохранить достоинство, первым закончив разговор.

* * *

Вот это точно в твоем духе, сказал я себе, положив трубку. Закрутил с девчонкой роман, не обремененный никакой ответственностью, и вообразил, что, стоит тебе ее захотеть, она тут же к тебе прибежит. Ты даже не потрудился узнать, что с ней сейчас. Так тебе и надо! – мысленно хлестал я себя. Но даже эта экзекуция не причинила мне боли. Не пробудила моих чувств. В те дни меня поглотила тьма. Самое ничтожное действие – пойти в туалет, выпить стакан воды, выключить телевизор – давалось мне с таким трудом, словно я катил огромный камень на вершину горы. Я поборол искушение и не стал звонить друзьям, потому что чувствовал – из этой пропасти я должен выбраться сам. Нет, ерунда. Это моя гордыня пытается приукрасить прошлое. Я не звонил друзьям, потому что не хотел, чтобы они видели, в какой я заднице. Нет, снова вру. Я не звонил друзьям, потому что я одиночка. Это нелегко объяснить. Я одиночка,