Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим

Биржа в Нью-Йорке – не единственная крупная биржа, отступающая под натиском новых конкурентов, то же самое можно сказать и о Лондонской фондовой бирже, и о Deutsche Borse, и о других старомодных торговых площадках. При всем этом новичок с канзасскими корнями BATS (от Better Alternative Trading System – “лучшая альтернативная торговая система”) совершает больше сделок, чем любая другая биржа, за исключением Нью-Йоркской и NASDAQ, оставив позади Токийскую, Лондонскую, Шанхайскую, Парижскую и остальные фондовые биржи. Индикатор трудностей, с которыми сталкиваются старые игроки, – обесценивание их собственных акций. Акции NXSE Euronext (кодовое обозначение NYX) обвалились с кульминационных 108 долларов в 2006 году до 22 в 2012-м. Падает и доходность: в 2009 году доходы от торговых операций с участием лондонского биржевого оператора London Stock Exchange Group Plc снизились более чем на треть{299}.

Конкурирующие биржи – это только один из аспектов рассеяния новых финансовых рынков. Другой пример – появление “скрытых пулов”, неафишируемых бирж, которые создавались для торговли между различными учреждениями, желавшими сохранить анонимность (без объявления во всеуслышание заказов, цен, объемов) и не раскрывать своих стратегий перед другими игроками. Скрытые пулы противоречат установке на то, что рынки для достижения положительных результатов должны быть прозрачными, кроме того, именно в них усматривают главную причину волатильности и искажений цен на акции, не говоря уже о незаслуженных преимуществах их участников. Регуляторы всего мира ведут споры о том, что делать со скрытыми пулами, и все по-разному представляют степень их опасности для мировой финансовой системы. Единственное, что не вызывает никаких сомнений, – это то, что их становится больше{300}. Согласно оценке Комиссии по ценным бумагам и биржам, число действующих на американском рынке скрытых пулов с 2002 по 2012 год выросло от десяти до тридцати с лишним. По данным агентства Bloomberg News, в январе 2012 года на долю скрытых пулов приходилось почти 14 % от всех американских биржевых сделок{301}. Согласно более ранним оценкам Комиссии по ценным бумагам и биржам, на долю скрытых пулов приходилось более 7 % от общего числа всех сделок, заключенных на американских биржах, – величина, быть может, относительно и небольшая, но вполне достаточная, чтобы запустить масштабный волновой эффект{302}.

Звездный час фондов прямых инвестиций и хедж-фондов Считается, что финансовый кризис и рецессия глобальных рынков в 2008–2009 годах покончили с рыночным господством частных фондов прямых инвестиций и хедж-фондов. В течение предыдущего десятилетия эти мало кому известные и зачастую небольшие фирмы получили контроль над огромными компаниями, действуя методом выкупа с привлечением заемных средств, а также благодаря агрессивной торговой политике и активной позиции акционеров. Придя в себя после того, как в начале десятилетия лопнул пузырь доткомов, фонды прямых инвестиций всю оставшуюся часть десятилетия посвятили беспрецедентной скупке всяческих активов, а кульминацией этой деятельности стала покупка в 2007 году за 45 миллиардов долларов энергетической компании TXU, совершенная Kohlberg Kravis Roberts (KKR) и Texas Pacific Group (TPG).

Тем временем хедж-фондов становилось все больше: если в 1998 году в мире насчитывалось 3 тысячи хедж-фондов, то в 2008-м их было 10 тысяч. К 2011 году сотня крупнейших хедж-фондов распоряжалась активами на 1,2 триллиона долларов{303}. В 2012 году с их участием прошла половина всех сделок с государственными облигациями США, 40 % торгов акциями, а также 80 % сделок с проблемными долгами. В 2011 году двадцатка крупнейших хедж-фондов из списка журнала Bloomberg Markets, возглавляемая Bridgewater Associates с капиталом 77,6 миллиарда долларов, распоряжалась активами без малого на 600 миллиардов{304}. Параллельно, хоть и в меньших масштабах, шла экспансия хедж-фондов в Европе и Азии.

Грань между банками и хедж-фондами стиралась тем сильнее, чем чаще последние вступали во владение активами компаний, действуя как частные инвестиционные компании и вытесняя попутно обычные банки. К 2007 году доля первичного рынка заемного капитала (то есть торговля кредитами), осуществляемая с помощью традиционных банков, впервые опустилась ниже отметки 50 %, тогда как еще в 2000 году она составляла 90 %. Поддавшись этой тенденции, банки сами стали приобретать акции у хедж-фондов, что только ускоряло размывание ролей.

Хедж-фонды стали катализаторами рыночной активности и вынуждают руководство компаний действовать более гибко и эффективно. В США, владея 5 % активов, они участвовали в 30 % сделок. Они оказывали огромное давление на корпорации, невзирая на их историю и степень известности, подобно фонду с не самым уместным названием Children’s Investment Fund (Детский инвестиционный фонд), который приложил максимум усилий для того, чтобы голландский банк ABN AMRO был продан или реорганизован таким образом, чтобы ему не оставалось ничего иного, как смириться с продажей британскому банку Barclays. Огромные суммы денег приходили и уходили в виде гигантских ставок – как известнейшая ставка всех времен от Джорджа Сороса, когда он сорвал куш в миллиард с лишним долларов. В 2006 году тридцатилетний трейдер фонда с названием Amaranth потерял 6,2 миллиарда долларов, прогорев на газовых сделках. Зато победители в этом секторе получают огромные прибыли: по некоторым данным, в 2006 году руководство 25 ведущих хедж-фондов заработало в общей сложности сумму, эквивалентную ВВП Иордании. Впрочем, весьма велика вероятность, что большинство из них не знакомы не только широкой публике, но и людям, проживающим по соседству в изысканном Гринвиче или Вестпорте (два города в штате Коннектикут), где особенно много хедж-фондов.

В 2008 году хедж-фонды потеряли около 18 % стоимости своих активов. И все же было много исключений, включая фонд Джорджа Сороса, а также фонд под руководством тогда еще не пресловутого Джона Полсона, которые заработали миллиарды, рискнув сыграть против рынка высокорисковых ипотечных облигаций и целого ряда неизвестных игроков, заработавших сотни миллионов долларов на пике крушения ипотечного рынка{305}. Восстановление рынка на фоне рефинансирования 2009 года, как и ожидалось, также оказалось выгодным для хедж-фондов, хотя некоторые эксперты по промышленности отмечали идущее полным ходом вытеснение мелких спекулянтов. В пользу этого легкорегулируемого сектора говорит то обстоятельство, что он исправно поставляет победителей и проигравших, чем привносит на рынки некий элемент стабильности. Согласно Себастьяну Маллаби, автору посвященного хедж-фондам бестселлера “Денег больше, чем у Бога”, они “не столько создают риски, сколько их поглощают”{306}.