Медвежья злоба - Валерий Петрович Кузенков

– Как медведи? Нашли?

– Всю тайгу в округе исходили. Пусто. Наверное, медведь в другом месте залёг. Всё лето на наше болото, видно, только кормиться ходил. А к зиме отошёл куда-то.

Иван хитро щурился, слушая ребят, а сам думал: «Дураки. Медведь аккурат под снегопад на берлогу прошёл. Только вы его и видели. Он неглупый, не зря его хозяином тайги считают. Хрен вам, а не мотоцикл».

Настроение у деда было прекрасное. Поговорив ещё с полчаса, он попрощайся, выяснив главное – берлогу охотники так и не найдут. Поспешил домой поскорее сообщить радостную весть жене, что все её прогнозы оправдались.

– Что я тебе говорила? Медведя, спящего в тайге, не так легко найти. Просто было бы, их, родимых, давно всех постреляли такие, как Васька с Витькой.

– Правильно говоришь. Правильно. Пусть спят косолапые спокойно. Без них тайга пустой покажется. Плохо одно – от своей затеи эти двое, я думаю, не откажутся. У них одни деньги на уме.

– Поживём – посмотрим, – философски заметила Агафья.

* * *

Медведица родила, как и было указано природой, аккурат в конце февраля. Медвежонок родился маленьким, весом не больше полукилограмма. Он был похож на небольшого двухнедельного собачьего щенка. Так уж придумано матушкой-природой, чтобы медвежата рождались небольшими, и непонятно, как это из такой «рукавички» с белым ошейником на груди через несколько лет вырастет хозяин леса, не имеющий во всей округе врагов среди лесных жителей, способный одним ударом лапы переломить позвоночник лосю или лошади.

Медвежонок заворчал, и медведица облизала детёныша, лежавшего у неё на груди. Аккуратно подтолкнула лапой к соскам и принялась кормить. Молока у неё было много. Медвежонок чмокал и одновременно мурлыкал от получаемого удовольствия. Медведица удовлетворенно сопела. Сейчас у родившегося на белый свет детеныша было только две задачи – есть и спать, что он и делал…

Лучи весеннего солнца постепенно, изо дня в день, растапливали лежавшие вокруг берлоги сугробы снега. Медвежонок окреп, открыл глаза и ползал теперь не только по матери, но и по всей берлоге. Однако продолжал по-прежнему большую часть времени тратить на еду и сон.

Снег таял, капли воды соединялись, превращаясь в тоненькие ручейки чуть мутноватой талой воды. Лужа, образовавшаяся рядом с выворотнем, под которым лежала медвежья семья, росла изо дня в день. Скоро вода переполнила углубление в земле и потекла в берложье чело холодной струей прямо на безмятежно спящего рядом с матерью медвежонка. От воды, вмиг промочившей шкурку, он вздрогнул, открыл глаза и зарычал. Вода прибывала. Медвежонок забрался на мать, продолжая в неудовольствии отрывисто реветь. Медведица пошевелилась, отчего детеныш скатился и снова угодил в холодную воду. Обозлился, запыхтел, фыркнул, полез выбираться из берлоги на свежий воздух. На минуту ошалел от увиденного, завизжал от испуга, зовя к себе медведицу. Та вылезла вслед за ним.

Глотнув свежего воздуха, медведица встала рядом с детёнышем. Она понимала, что в настоящий момент ему ничто не грозит. Опасности не было, просто медвежонок всё почувствовал и увидел в первый раз: холодную воду, свежий морозный воздух, деревья, кучки не успевшего растаять снега, солнце и небо. От полученных впечатлений лесной зверёныш так переволновался, что дрожал всем телом, сильнее и сильнее прижимаясь к тёплому материнскому животу.

Медведица заурчала. Медвежонок вскоре успокоился и, когда медведица легла возле берлоги на успевшую немного подсохнуть и прогреться землю, полез к ней, раздвигая мордочкой передние лапы мамаши и стараясь добраться до груди. Через секунду засопел от усердия. Насытившись, уснул, правда, время от времени продолжал взвизгивать во сне и перебирать лапками, карябая когтями бок медведицы.

Полученные впечатления не отпускали медвежонка даже во сне. Каждый раз, как только он начинал плакать, медведица негромко рявкала, крутила головой из стороны в сторону. С характерным шумом втягивала носом воздух, пытаясь уловить запах опасности. Напрасно. Залитое весенней водой болото превратилось в непроходимое место, а их остров стал во всей округе самым безопасным убежищем. И пока её детёныш не станет чуть-чуть более самостоятельным, она может не волноваться, что их кто-то побеспокоит. Весна только началась, и у неё в запасе есть несколько спокойных недель, после чего ей придётся покинуть это обжитое место.

* * *

Весна чувствовалась во всём. Деревенским жителям после зимы прибавилось множество хлопот. Скот начали выпускать на улицу. Заметно похудевшие за зиму на скудных харчах колхозные коровы и лошади, почувствовав запах травы, задрав хвосты, носились вокруг конюшни и скотного двора. Огромный бык-производитель по кличке Бандит стоял посреди выгула, наблюдая исподлобья за своими бурёнками. Периодически он мычал и рыл копытом талую землю, куски которой отлетали на несколько метров. Под копытом образовалась приличная яма, уже заполнившаяся грязной жижей – смесью навоза, земли и воды. Бык ревел, из ноздрей вырывался пар. Занятые работой на ферме люди останавливались и смотрели в сторону Бандита.

– Вот зверюга даёт! – говорили некоторые.

– Весну чувствует, – отвечали другие.

– А он нас не затопчет? – волновались первые.

– Не должен. Он смирный, – отвечали вторые.

А деду Ивану предстояла большая работа, связанная с пчёлами. Вот уже несколько лет он руководил колхозной пасекой. С делами справлялся, план по мёду выполнял регулярно и особых трудностей в пчеловодстве не испытывал, так как с самого раннего детства был рядом с этими трудолюбивыми насекомыми и знал работу как свои пять пальцев.

– Вот, Агафья, и весна наступила. Хорошо стало. Глядишь, скоро и пчёлок с омшаника доставать. Я уже успел с весною поздороваться. А ты что же?

– А я, пока ты здоровался и дома сидел, в сарае у скотины убиралась. А после ещё минут двадцать с охламонами Васькой и Витькой разговаривала за забором.

– О чём? – не удержался дед.

– Снова в тайгу потопали.

– Зачем?

– За медвежонком! Зачем же ещё? Говорят, сейчас медведица след даст, мы её и прищучим. Её – того, а дитё – в цирк. – Бабка Агафья перекрестилась.

Выслушав жену, дед Иван минут пятнадцать без остановки ругался. Вспоминал Витьку с Васькой и всю их родню аж до седьмого колена последними словами. Выплеснув злобу, успокоился и закурил.

– Вот сукины дети, никак у них из голов медвежонок не идёт! Видно, деньги хорошие им циркачи готовы уплатить! Но хрен им медведицу найти. Она не глупее их, сейчас они только на секача-самца нарваться смогут. Те первыми из берлоги выходят. А матухи с детишками опосля по тайге шарахаться начнут. Они сейчас чуткие, если и повылазили с детёнышами на свет белый, то особо не торопятся место насиженное покинуть.

– Это почему же? –