Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков

чтобы не обжечь стопы, несусь куда глаза глядят, чтобы вскоре (о счастье!) увидеть человеческое лицо. Где я, интересно, видел это лицо? Ба, да это же Ковач, оказавшийся здесь по непонятному капризу хозяев (кому-кому, а ему тут точно делать нечего!).

– Опять вы на моем пути? – спрашиваю. – Какая на этот раз причина? Я же высказал все, что думаю, чего вы меня преследуете?

Вижу: Ковач грустнеет, вопрос не в бровь, а в глаз.

– Я передумал, – слышу ответ.

– В каком смысле?

– Буду заниматься вашим сыном. Ничего не обещаю, но попробовать можно.

– Попробовать-то можно, – отвечаю ехидно. – Да вот нужно ли? Может, зря вы эту бодягу затеяли? Какие-то методы разрабатываете, пыжитесь, а оно того стоит? Зачем их лечить? Зачем вытаскивать отсюда? В этом лимбе, где сияют звезды, вполне можно жить!

– Но ведь пятки жжет!

– Это не беда! – отмахиваюсь. – Подошву потолще – и нет проблем! А в остальном очень даже терпимо, всяко лучше, чем жизнь в мире подлинных безумцев. Они сбежали из него, уплыли от нас, чудовищ, на своем «Корабле дураков» за горизонт! Так нет же, норовим и за горизонтом их достать и вернуть в наши железные объятья!

В глазах Ковача появляется тоска.

– Если и вы откажетесь – ничего не сделаешь…

– А не надо ничего делать! Наслаждайтесь, мистер Ковач! Считайте, что вы попали в огромный солярий, где можно раздеться и загорать в свое удовольствие!

Визави крутит головой.

– Это не солярий! Это лимб! Дальше будет хуже!

Но предателю (а он ведь предатель!) веры нет, я уверен: дальше будет лучше, поэтому хохочу радостно и торжествующе.

– Чего ржешь? – слышу знакомый хрипловатый голос. – Потащило? Будто спирту тяпнул или травки покурил? Тогда вставай, продолжим.

Опять чумазая ладонь, на ней другие таблетки. Я не интересуюсь названием препарата, просто глотаю, не веря, что будет второй круг, третий, я еще в кайфе. Спустя минуту в горле возникает комок, который не могу сглотнуть, а дальше такое чувство, будто я растворяюсь, как ложка сахара, брошенная в чай. Исчезло противостояние «я» и «не-я», нет одинокого меня – и чудовищного мира, все прекрасным образом соединилось в целое! Котельная, уголь, треснувшее зеркало, Гефест в телогрейке – все это части универсума, что крутится вокруг меня и ни капли не враждебен!

И вдруг – бдымс! Внутри что-то перещелкивает, и сидящий в углу истопник представляется чучелом, муляжом человека, иначе говоря – какаси! Только это чучело, в отличие от японских, умеет двигаться, кидать уголь в топки, а может, не только уголь. Вдруг представляю, как сюда притаскивают скончавшихся психопатов (они ведь тоже помирают), после чего сжигают в печах. А что? С одной стороны – пряжский крематорий разгружается, с другой – биомасса зазря не пропадает, утилизируется с пользой…

Вопрос: вхожу ли в состав биомассы – я? Ответ: зависит от того, кем тебя сочтут. Ты ведь очень желал забраться под кладбищенскую плиту, то есть родиться обратно – из жизни в смерть, а тогда изволь в топку! Осознав перспективы, вжимаюсь в кушетку. Могильный холод охватывает тело, оно превращается в бесчувственную древесину, что сгорает на раз. Выход один – сбежать! Можно ускользнуть от жуткого Гефеста через зеркало, перебравшись на ту сторону, только маловато оно, опять же, трещина может помешать. Остается – дверь, к ней и стараюсь пробраться.

Улучив момент, когда в топки загружают горючее, скольжу вдоль стенки, прижавшись к ней спиной. Хоп – я уже на улице! Пронизывающий ветер сбивает с ног, вокруг темно, я же прусь через метровые сугробы. Черт, обуться забыл! В одних носках, что моментально промокают, разметываю снежную целину, но быстро выбиваюсь из сил. В отчаянии оглянувшись, замечаю, как мелькает фигура в ярко-желтом дверном проеме. Обнаружили побег! Лихорадочно двигаюсь дальше и вскоре чувствую, как меня кто-то облапливает:

– И впрямь потащило… Ты куда?! Тебя же сейчас охранники сцапают – и на отделение!

Я рыдаю, уговариваю, чтобы не сжигали, ради этого хоть желтенькие, хоть синенькие, хоть пестрые в крапинку пилюли готов глотать! В доказательство, едва оказавшись в тепле и стащив мокрые носки, хватаю лежащие на столе таблетки и высыпаю в рот. И тут же высовываю язык, мол, съел, не гневайтесь, достопочтенный хозяин огня!

– Да ты, вижу, решил перевыполнить план… – слышится бормотание. – Думаешь, это витамин С? Хрен там, сейчас так плющить начнет – на стенку полезешь!

Зачем лезть на стенку? Да и как лезть, когда та сама на тебя падает? Отчетливо вижу, что черная закопченная стена медленно валится на меня, похоже, вознамерившись сыграть роль могильной плиты, под которую я (идиот!) желал забраться. Присаживаюсь на корточки, закрываю голову руками, затем на четвереньках ползу к кушетке, чтобы забраться под нее. Увы, не втиснешься, слишком мало пространства! Ладно, втиснусь в щель, что между двумя котлами, заодно согреюсь! Забираюсь туда, сжимаюсь в позу эмбриона; слава богу, теперь не придавит, спасут могучие чугунные котлы. Жаль, они не спасают от черных. Кто эти черные, не могу сказать, я их просто чувствую, они подбираются со всех сторон и начинают пожирать мое тело, отрывая кусок за куском, отчего испытываешь безумную боль. Причем болит то, что внутри, а может, снаружи тела, и эта боль – действительно адская. Она никогда не кончится, будет терзать до гроба! Из прежних кошмаров я всегда возвращался обратно, будто человек, прыгнувший в пропасть на «тарзанке»; теперь она порвалась, я лечу в бездну, и спасти некому – ни страховочной сетки внизу, ни парашюта за спиной…

Эй, не трожь! Я отбиваюсь от самого крупного и злобного черного, способного заглотить меня целиком. А отбиться – не получается! Он вытаскивает меня из щели, чтобы сожрать с потрохами, а для начала заставляет глотать некое пойло, возможно – ядовитое. Брось, и так сдохну, то есть уже сдох, не старайся! Он же старается, садюга, вливает и вливает, так что вскоре из меня выплескивается фонтан.

В себя прихожу возле унитаза. Таращусь на ржавые потеки, на фаянсовый скол, и снова фонтан! Меня выворачивает до желчи, до желудочных спазмов, я с трудом добираюсь до кушетки и проваливаюсь в мертвецкий сон.

Возвращает в реальность голос, занудно, как пономарь, произносящий:

– Безумие завораживает человека. Фантастические образы, рожденные им – не мимолетные видимости, что быстро стираются с поверхности вещей. Порождения причудливейшего бреда изначально скрыты в лоне земли как некая тайна, как недосягаемая истина. Зверь, преследующий его в кошмарах, – это собственное его естество, это великое всесветное знание… Какая чушь!

Повернув голову, вижу Гефеста с бумажкой в руках.

– Я где-то