Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков

свою ногу до мышечной ткани, кожа валялась рядом лоскутами! Когда же к ней приблизилась Лола и назвала по имени, та дико сверкнула глазами и прохрипела: «С чего ты взяла, что говоришь с Машей?! Я – Люцифер!!»

Оправившись от шока, спрашиваю:

– Ты была санитаркой?

– Я?! Нет, что-то типа психотерапевта. Образования у меня нет, но туда и без диплома… Ладно, не будем об этом. Суть-то понял? Они – не люди!

Секунду поразмышляв, соглашаюсь: не люди. А после очередного оргазма принимаю это как догму. Всего-то три слова, а ноша с плеч! Я нес мешок за спиной, как шерп, сопровождающий альпинистов на Эверест, но вот вершина, груз сваливается на землю, и полной грудью вдыхаешь чистейший горный воздух!

– Я бы им лоботомию делала! – дожимает Лола. – А еще кастрировала! Хотя нет, кастрировать…

Она осекается и, запрокинув растрепанную гриву, хохочет.

– Почему не надо, Лола?! Надо! Сама говорила: там каждый второй – сексуальный маньяк!

– Там каждый второй – задрот! Ха-ха-ха! То есть каждый первый! Но самоудовлетворение пресекается, тут персонал начеку!

Не понимаю причин веселья; временами вообще кажется: Лола что-то недоговаривает. Но надо ли откровенничать, если побывала в аду, где люди-человеки превращаются в хтонических чудовищ? Не надо, лучше просто наслаждаться жизнью. Не-людям этого не дано, но зачем мертвые будет хватать живых?! Нет уж, отцепитесь – идите ко всем чертям!

Вспоминается доктор, к которому когда-то ездили еще с Зоей. Тот сунул в карман предложенную денежку, дождался, пока супруга с сыном исчезнут за дверью, после чего мягко сказал:

– Вы из кожи-то не вылезайте. Бессмысленно.

– Что это значит?! – удивился я.

– Думайте о себе. У вас хобби имеется? Нет? Так заимейте. Отвлекайтесь, с друзьями больше общайтесь, ну, не знаю, любовницу заведите…

– Да причем тут любовница?!

В тот раз едва не дошло до скандала: надо же, думал я, ему привели больного, чтобы найти пути излечения, а он чушь несет! Но теперь-то понятно: если человек перестал быть таковым, пусть отправляется на свалку и не мешает жить окружающим!

Спустя два дня опять бражничаем у Лолы, выставив бутылки на коробки. «Употребим “Белого медведя”?» – «А давай!» Тут же смешиваем водку с шампанским, отчего в голову шибает до звездочек перед глазами. После жадного поцелуя взасос распинаю Лолу на одной из коробок. Она вроде как вырывается, что меня заводит, и я внедряюсь в нее агрессивно, как ландскнехт, ворвавшийся в беззащитный город. Переползаем с одного картонного кубика на другой, проделывая в них вмятины, опрокидывая, что, опять же, еще сильнее раззадоривает обуянных страстью. Ярчайший финиш, после чего, уткнувшись лицом в коробку, замечаю надпись: «Не переворачивать». Странно, хочется именно переворачивать все с ног на голову, чтобы забыться, выкинуть из головы то, что мучало последние годы…

– А давай «Бурого медведя» сварганим? – предлагаю, отдышавшись. Из-за коробки возникает всклокоченная белая шевелюра.

– Это что за зверь?!

– Коньяк с шампанским. У тебя коньяк имеется?

– Вообще-то я уже тяжелая… Ну да ладно!

Разыскав початый коньяк, выплескиваем содержимое в остатки шампанского. Тут уже не звездочки – сверхновые звезды перед глазами, что называется, пробирает до кишок.

– Пойду пописаю…

С трудом поднявшись, Лола направляется в туалет. На обратном пути, не в силах удержаться на ногах, она буквально падает на коробки и, как часто бывает, принимается хохотать. Что тебя рассмешило, радость моя? Приемный покой, говоришь? Где прибывших раздевают догола и заставляют самостоятельно обривать лобки под надзором персонала? А-а, вот в чем прикол: можно разглядеть, какие у кого причиндалы! У одного крохотный отросток с полмизинца, а вот у другого натуральный банан между ног, этого берем на заметку! Какие заметки, Лола?! Они же не люди, мы их выносим за скобки нашей жизни! А вот и нет! За скобки выносим их тупые мозги, но шикарный член не должен простаивать! Потом на сеансах психотерапии выясняешь исподволь – кто самый озабоченный, и вот уже контингент для будущих утех сформировался!

Лола ползает по коробкам, захлебываясь от хохота и продолжая, мол, самое забавное – это их дразнить! Ты подходишь к зарешеченной палате, приподнимаешь юбку, и на тебя устремляют жадный взгляд, что буквально пожирает глазами твое тело. А ты – еще выше! У психа уже стоит, он вынимает хозяйство из штанов, начиная мастурбировать, только работа вхолостую не дело, пусть удовольствие доставляет! Войти в палату, кончить с одним, потом в следующую палату, к другому обладателю банана! О-о, вот настоящий кайф!

Я слушаю, но не слышу. Ты бредишь, Лола?! О чем ты говоришь?! Принимаюсь лазить по коробкам вслед за ней, чтобы заткнуть рот, изрыгающий то, чего не было. Ведь не было же, правда?! Но меня отпихивают, опухшие от поцелуев губы продолжают шевелиться, и я узнаю про высший кайф – когда трахаешься с двумя или тремя.

– С тремя?! – вопрошаю растерянно.

– Я бы и пятерых выдержала… – бормочут в ответ. – Но где взять столько бабок?! Медсестрам дай, санитарам дай, чтобы свалили… Лечащий врач, сука, подвел! Как? Эти куски мяса ему жаловаться вздумали! Да я вам, неполноценным, радость дарила, а вы?! Нет, не люди, это точно!

Не знаю, что делать – меня будто загипнотизировали, ввели в ступор. Прекратив движение, Лола засыпает, слышно только ее бормотание:

– Это просто существа… С ними так и нужно! А врач – сука, заложил меня…

Наступает тишина. В полутьме белым пятном выделяется пышная ягодица, на которую падает лунный свет. За окном лает собака, едва заметно шевелятся шторы под сквозняком, лишь я сохраняю неподвижность. Не сразу осознаю, что стою голый; а осознав, принимаюсь лихорадочно одеваться. Меня словно сжигает: и спину жжет, и стопы, и волосы на голове готовы вспыхнуть как сухая солома. Вот подлинный ад, вот потусторонний жар, что спалит меня, превратит в пепел! Свитер, носки, правая штанина, левая… Не удержавшись на одной ноге, с грохотом падаю, разметывая коробки, и бьюсь в конвульсиях – нет, не сбежать! Я останусь здесь навсегда, сгорю в адском пламени, и поделом!

Поднявшись, наблюдаю ту же картину: белая ягодица плавно шевелится в такт дыханию, и в мозгу вспыхивает: кусок мяса! Это действительно кусок мяса, причем мертвого. Она – мертвец, какового, по идее, следует воскресить. Но надо ли? То есть – возможно ли? Может, лучше воткнуть в это мясо что-то острое, вроде ножа, чтобы не оставалось сомнений в ее смерти?

«А ведь и впрямь хочу убить!» – ловлю себя на мысли. Дико хочу, до судорог в руках, причем без всяких колюще-режущих предметов, просто задушить. Чего тут же пугаюсь. Шарю глазами по коробкам, освещенным