Школяр - Дмитрий Таланов

— А чего ж меня не предупредил? — воскликнул Филь с обидой.

— А мне было интересно узнать, где твой предел, — усмехнулся Ян.

Филь вздохнул и поместил у себя в голове счетчик сродни тому, которым пользовался четыре года назад в угаре торгов, считая бочки с солью, и внес туда чертов предел. Не больше полстакана спирта, где бы, с кем бы, когда бы он ни пил!

«Не надо путать бесов с Сатаной. Сатана — это ангел, просто он на особой работе…»

Из лекции отца Бруно

На первый взгляд он выглядел как обычный человек, во всяком случае издалека. Ему нельзя было показываться на людях в прямом солнечном свете или глубокой ночью, он мог их сильно напугать, таково было свойство его натуры, поэтому он давно привык действовать в сумерках. Лунный свет также подходил для его целей, но сегодняшняя ночь не будет лунной.

Пересекая опушку леса, он краем глаза следил, как солнце поглощается кронами деревьев.

Он был занят поисками владелицы перчатки или зимней рукавицы, как ему сказали. У него ушел год на то, чтобы распутать головоломку. Потом ему пришлось ждать, пока в эти места придет лето: его тело не было приспособлено долго функционировать при температурах, когда вода превращается в лед. Но он никуда не спешил. У него была работа, которую он должен был сделать. От малого к большому, путь впереди был длинный.

В определенном смысле, это пугало его. Однако ему было не занимать терпения. Бесконечного терпения и способности просчитывать свои и чужие действия далеко вперед. Когда он занимался этим, в его голове вспыхивали фигурки противников. Золотые стрелы их намерений были отчетливо видны, неся на себе названия действий, а степень натяжения тетивы лука демонстрировала готовность. Он не был в этом уникален — такая способность была присуща многим из тех, кто близок ему по крови. Это, и еще неистребимое любопытство.

Что отличало его от других, это умение совладать с наибольшим множеством «противник — действие». Это началось у него с детства. Ему временами даже делалось скучно оттого, что он наперед знал, какая последует реакция. Иногда ему хотелось встретиться лицом к лицу с тем, чьи действия он не смог бы предугадать.

По человеческим меркам он был еще совсем юный, не успев потерять ни одной своей жизни. Появившись на свет в разгар эпидемии, он живо усвоил, когда стоит убегать, а когда нападать, чего опасаться и кого бояться. Слишком многие из его народа погибли тогда. Многие потом воскресли, но не всем удалось войти в новую жизнь со старыми знаниями. Он же не хотел рисковать накопленным, больно дорого оно ему досталось.

Он был среди тех, кто первым покинул зараженные земли, участвовал в последующем захвате Хальмстема, а потом долго умирал от голода в осажденном врагом замке. С немногими уцелевшими он сбежал оттуда через спешно построенную Внутреннюю границу. Открыв для себя Старый Свет, он за несколько лет научился существовать среди людей, читать их мысли и отличать их от сердаров. Но люди быстро перестали его интересовать, в них не оказалось ничего интересного.

Он научился обращать их в бегство, вызывая в них смертельный ужас, и даже убивать. Обнаружив, что в момент смерти перед ними проходит их жизнь, он также научился извлекать из этого пользу. Именно так, волей случая, он разузнал о караване, направляющемся в Империю, дождался открытия Врат, уничтожил сопровождающего сердара, растерзал караван и почти умер сам, пройдя сквозь Врата.

Восстановив силы, он участвовал во 2-й Войне, был пойман, угодил под пытки и в конце обменян на Железную книгу. Он дал обещание вернуть книгу народу после того, как она убьет достаточно сердаров, и время для этого настало. Но подступиться к сокровищу не было возможности, его слишком хорошо охраняли. А давно ушедший в Вечность отец, казалось, смеялся над попытками сына взять книгу грубой силой.

После болезненного поражения в день последнего Катаклизма он решил, что отныне будет действовать не силой, а умом. Его братья не согласились с ним, и он ушел ото всех бродить и думать, ожидая подсказки судьбы. Смерть от одиночества ему не грозила: распухнув от знаний, накопленных за века, он легко пережил бы сейчас даже хальмстемскую осаду, разве что обернувшись для экономии сил сухим деревом вроде того, у которого сейчас стоял.

Он не мог привыкнуть к пустынности этого места, хотя провел здесь довольно много времени, не обнаружив ни одного представителя своего народа кроме глупой юки, растущей тут в изобилии. С каждым днем, сужая круги, он всё ближе подбирался к обширному поселению на холме.

Когда он наткнулся на деревеньку у его подножия, то поживился свиньей из недостроенного свинарника. На следующий день он из озорства прошелся по деревне, приняв облик местного пастуха.

Его никто не окликнул. Даже собаки не залаяли, а это означало, что время, проведенное им в Старом Свете, было потрачено не зря. Только лошади обнаружили его присутствие, тревожно заржав на задах деревни, и он поспешил удалиться.

Ведомый предчувствием, он вышел наконец туда, куда хотел. Верхушка солнечного диска успела исчезнуть за зубастой линией высокого забора вокруг места, которое его интересовало.

Где-то там, на холме, жил человек, потерявший в Запретных Землях свою рукавицу. Это была маленькая рукавица, детская или девичья. Простая, крепко сшитая, с пятью буквами, вышитыми грубыми стежками. У него ушло немало времени на то, чтобы узнать, кто мог такую носить. После чего он понял, как она туда попала.

Создатель Железной книги ушел в Вечность в день, намеченный для всеобщего исхода, выбрав для этого худший момент: открыв проход в хальмстемское Хранилище, он рухнул замертво на его пороге от восторга, что книга сделала то, на что он рассчитывал.

Картина старческого тела, лежавшего на плитах пустого Хранилища, освещенного дьявольским блеском Сотериса, в сердце сердарской вотчины, погрузила собравшихся бежать в сумрачное настроение. Они разделились: меньшая часть вошла в Хальмстем, а большая не стала рисковать, решив пробиваться на свободу традиционным способом. В живых из них осталось в процентном отношении столько же, сколько из тех, кто атаковал Хальмстем.

Крики, доносившиеся с поля у холма, сменились общим воплем разочарования. Тонкая фигурка со всех ног понеслась к лесу, порыскала в кустах, и вдруг оттуда к полю метнулась в ужасе юка. Пережив зиму, она была безжалостно выдрана из земли, едва успев набраться сил под майским небом. Юку встретили отчаянным визгом и хохотом.

Он выступил из-за дерева, и мгновением позже девушка обернулась. Её лицо, красное от бега, обрамляли пряди светлых волос, мокрых от пота. Она уставилась на него во все глаза, затем медленным шагом направилась к нему, хотя он ничего не сделал для этого.

Это было странно для него. Он не привык к долгим людским взглядам. Когда он бывал неосторожен, от него быстро отворачивались, потому что пугались. Когда он соблюдал все меры предосторожности, как сегодня, чужие взгляды скользили по нему, словно он был невидимкой.