На поводу у сердца - Тори Майрон

Я сдавливаю в кулаке оба тоненьких запястья, вскидываю её руки вверх, фиксируя их над головой, что позволяет мне без труда расставить её ножки шире и ловко пробраться к увлажнившейся плоти.

— Не смей трогать меня! Не смей! Нет! — рычит дьяволица, плавно переходя на мольбу, будто бы уже предчувствуя своё поражение. И правильно делает: пара рваных выдохов уходит на то, чтобы сорвать к чертям ткань крохотных трусиков и резко проникнуть пальцем в её лоно.

— Нет… А-а-ах!

Вот и всё… моя бунтарка мгновенно сдаётся: тело прекращает сопротивляться, а её голос теряется в протяжном, томном стоне, в котором не остаётся больше и следа от просьб остановиться. Лишь глаза продолжают кричать о протесте, но это нисколько не мешает ей совсем скоро задвигать бёдрами навстречу моим проникновениям и начать выдыхать моё имя с проклятиями на каждом ритмичном толчке, заставляя меня вбирать её иступлённое дыхание в себя и умирать от крайней необходимости войти в неё так же членом.

Лёгкие пустеют, вспыхивают жидким племенем изнутри, а вскипающая кровь со всех уголков тела непреклонно устремляется к паху. В ней так приятно, тесно, влажно, умопомрачительно горячо и ни с чем не сравнимо, а язык и губы её вкусные, горячие, ставшие в разы отзывчивее, пленяют меня своей дерзостью и страстью, но, чёрт побери, не могу я оттрахать её прямо здесь и сейчас, как бы мне того ни хотелось, ведь офис с сотнями сотрудников, которые в любой момент могут нагрянуть к начальнику с рабочим вопросом, — далеко не лучшее место для лишения девственности. Особенно со мной. Нужно подождать, когда мы окажемся дома.

Поэтому, чтобы окончательно не потерять благоразумие и самого себя долго не мучить, я отпускаю её запястья из оков, позволяя вцепиться руками мне в плечи. Умещаю вторую ладонь на её упругую задницу и ускоряю поступательные движения пальца, чувствуя, как стремительно приближается её оргазм.

— Я ненавижу тебя, Адам… Я ненавижу тебя… — не устаёт повторять дикарка, и в противовес своим словам ладошками обхватывает мою шею, но на сей раз не из-за желания перерезать мне ногтями сонную артерию, а, чтобы прижать меня к своим губам ещё сильнее. — Ненавижу… Не хочу тебя!.. — сладко стонет мне в рот, запуская руки под пиджак, и начинает жадно порхать пальчиками по моим предельно напряжённым мышцам — я будто в камень превратился в надежде хоть немного заблокировать рецепторы, которые слишком остро реагируют на любое её прикосновение. — Нет… нет… Я не хочу тебя… Это ничего не значит… Ничего не значит, — сдавленно шепчет она сквозь дикий танец наших языков, под «это ничего не значит», вероятнее всего, подразумевая неуклонно настигающий её оргазм, что начинает своё проявление с ощутимой пульсации вокруг моего пальца, переходит в мощнейшую дрожь, сотрясающую её разгорячённое, вспотевшее тело, и завершает свой выход наружу через пронзительный стон, пробирающийся мне под кожу чувственной, палящей вибрацией.

Она опять кончает бурно, ярко, завораживающе, так крышесносно, словно делает это в первый раз в жизни, отчего я не могу устоять и зависаю в любовании её красивым, удовлетворённым лицом. Продолжая крепко держать её подрагивающую фигурку, смотрю, как Лина, будучи под оргазмическим кайфом, сама того не осознавая, начинает безмятежно улыбаться, и мгновенно ощущаю, как в районе диафрагмы зарождается нечто теплое, ясное, побуждающее меня простить ей всё дурное поведение, любую глупую выходку, каждое лживое или дерзкое слово, хоть когда-либо сказанное мне в ответ. Уголки моих губ непроизвольно растягиваются от уха до уха и словно прилипают там на слой клей-момента. И, дьявол, не могу я никак стереть с лица ответную улыбку. Даже внутренняя злость на себя не помогает мне перестать улыбаться, пока она смотрит на меня вся светящаяся, с порозовевшими щеками и живыми глазами, из глубин которых на меня глядит демон, и потому в целях спрятать от Лины свою придурковатую лыбу провожу кончиком носа по её щеке к шее. Легонько сцепляю зубы на тонкой коже, губами нащупывая сумасшедший пульс венки, чтобы попытаться успокоиться и вернуть здравый разум вместе с плавным замедлением его темпа.

Лина дрожит, прильнув ко мне вплотную. Трепещет, сладкая, молчит, тяжело дышит, продолжая неудержимо таять, как снежинка, в моих руках. И настолько сильно хватается за ткань моей рубашки, будто боится упасть вовсе не на пол из-за слабости в ногах, а с вершины моста в быстротечную Рокривер. Но бояться этого не стоит. Падение ей не грозит. Я держу её крепко, прочно сжимая в своих объятиях, и не позволю ей упасть и разбиться.

Никогда.

Ни за что.

Ну… за исключением, если сам её разбить не пожелаю.

— Зачем это нужно было? — минут через пять, хотя сложно определить точно, её сиплый голосок возле моего уха нарушает тишину. — Если ты хотел мне опять что-то доказать, то крупно просчитался. Ничего нового ты для меня не открыл. Моё желание к твоей неподражаемой персоне — это не что иное, как физическая неспособность противостоять твоей силе. Вот и всё.

Эти слова становятся для меня тем самым необходимым подзатыльником, который окончательно отгоняет из головы прочь всю нежную мерзость, которая, исчезая, прихватывает с собой и улыбку. Я отстраняюсь от шеи Лины и, прибивая девчонку к стенке пристальный взглядом, наконец начинаю говорить:

— Если ты в самом деле думаешь, что всё дело только в моей силе, то я готов хоть прямо сейчас доказать тебе, насколько ошибочно твоё суждение, доведя тебя до такого же оргазма где-нибудь в толпе людей. — Вытаскиваю палец из её влаги, неторопливо размазывая соки между её дрожащих бёдер. — Выбирай: зал кинотеатра, переполненный бар или же многолюдный торговый центр посреди белого дня. Без разницы. Место не имеет значение. Ты везде будешь течь и кончать так же быстро и мощно, как сделала это сейчас. — Слегка задеваю языком её распухшие от поцелуев губы, усиливая давление пальцев на горячем комочке, срывая с её губ новый всхлип наслаждения. — Хочешь, Лин? Без проблем можем устроить секс в общественном месте, лишь бы ты прекратила сомневаться в своих истинных желаниях и забыла раз и навсегда о роли несчастной жертвы, которую бессердечный мерзкий мужлан насильно вынуждает с ним трахаться. Мы ведь оба знаем, что это не так, — вкрадчиво произношу я, совершая круговые движения по клитору, продлевая удовольствие не только ей, но и себе тоже: не хочу отрывать от неё руки ни на секунду, бля*ь, и это ни хрена не нормально.

— Хочешь сказать, чтобы заставить меня трахаться с тобой, ты не усложнял мне специально жизнь всё это время, не подставил круглосуточную слежку, которая доводила меня до помешательства, не расстроил мои отношения с подругой и не подкупил мою коллегу, чтобы она напала на меня, лишив возможности работать? Я правильно всё понимаю?

— Нет, неправильно, Лина. Да, я спровоцировал тебя сюда прийти, но лишь потому, что, по всей видимости, твоя глупость и бредовые принципы мешали тебе это сделать самой. Но я не намерен заставлять тебя трахаться, потому что в этом нет никакой необходимости, ведь ты сама этого хочешь, точно также, как и я. Просто признай это, убери с лица свою фальшивую перекошенную мину, с какой ты сюда явилась, и перейдём же наконец к делу, — мой голос понижается на несколько тонов от злости и возбуждения, которым я сильнее вбиваюсь между бёдер дикарки, приподняв её за ягодицы. Она лёгкая, как пушинка, а касания её рук и ног, обвивающих мой пояс и шею, ощущаются как невесомость, правда, — огненная, наэлектризованная, превращающая воздух между нами в удушливое пекло.