Гибель Богов-2. Книга седьмая. Орёл и Дракон - Ник Перумов

Ни голода, ни жажды, ни боли, ни страха. Семя мысли, плывущее океанами неведомого, скользящего под гранью реальности, готовое воплотиться – или, напротив, кануть навек в глубинах, где ни света, ни тьмы.

Единственное, что было реальным, – бьющееся в клетке алое пламя вечного Феникса. Вечно женственного, способного порождать самоё себя; и к нему он приближался, несмотря на воздвигнутый меж ними барьер, что крепче и непреодолимей созданного Творцом.

Время не существовало здесь, в Упорядоченном могли миновать мгновения, а могли – эпохи. Иногда Хедину начинало казаться, что он видит разом и начало пути Сигрлинн, и его окончание, дробящееся на множество вариантов.

Однако настал миг, когда они оказались друг подле друга, разделённые лишь слоем невидимого льда, гранью сущего, перед которым ничто были сами барьеры Творца.

Теперь они скользили вместе, соединённые чем-то, проникающим и сквозь раковину Дальних, и сквозь огненный Хаос, и сквозь вовсе невообразимое, отделявшее сейчас суть Хедина от знакомого ему пласта бытия.

Соединённые чем-то, что сильнее реальности, какой бы природы она ни была.

Словно двое по разные стороны стеклянной стены, приложив к ней ладони, тщатся ощутить тепло родной руки, но чувствуют лишь холод незримой преграды.

И Хедину виделся вновь Джибулистан, и Голубой Город с его дворцами, хрустальными бассейнами, фонтанами и водопадами; и они с Сигрлинн, в человеческом обличье, наслаждающиеся прохладной водой после вызванной ими самими жары.

Там, в Джибулистане, они бы с хохотом разметали бы возникший меж ними лёд. Здесь лишь могли скользить, разделённые таинственной гранью.

И всё-таки скользили они именно вместе.

За спиной Хедин ощущал движение Неназываемого, медленное, неостановимое; тут уже не было никакой новосотворённой пустоты, чтобы задержать ползущую сущность. Казалось бы, чего бояться Познавшему Тьму, только что прошедшему насквозь бездну голодной твари, закованному в броню из Пламени Неуничтожимого? Но здесь, в ином пространстве, всё становилось не так. Прежнее слабело, новое сильнело; и лишь голод Неназываемого оставался прежним.

Шла вечность. Или, быть может, один короткий миг – времени не существовало, лишь всё ближе становилась зеленоватая поверхность кокона, защищавшего Сигрлинн, всё теснее и крепче их связь с Хедином, прошедшим бездну.

Они скользили вместе, соединённые чем-то, что сильнее и Хаоса, и Неназываемого.

* * *

– Ну, спасибо тебе, хозяин милостивый, за хлеб, за соль да за ласку. Пора мне.

Хаген стоял в дверях трактира; хозяин огромной тенью заполнял сени. Снаружи властвовала сырая ночь; холодная мгла медленно ползла куда-то, словно исполинский слизень.

– Ступай, тан; ступай, да не оборачивайся.

Голос Трактирщика был низок и глух, и его полнила смутная угроза.

– Последний эль свой ты выпил.

– Значит, пусть так оно и будет, – пожал плечами ученик Хедина. – Ветер, говоришь, мне дорогу укажет?

– За собой поведёт, – кивнул хозяин.

Хаген молча склонил голову и шагнул за порог.

И точно, ветер сразу же ударил в спину, толкнул вперёд, погнал прочь от холма. Сумеречная хмарь колыхнулась, словно стоячая вода в болоте, вокруг его ног; не оглядываясь, хединсейский тан двинулся прочь, под беззвёздным небом, сквозь холод и сырость.

Он шёл и шёл, сцепив зубы, не поворачивая головы, не слушая замогильных глухих стонов, доносившихся то справа, то слева; не поднимал меча, когда впереди загорались парные угли алых буркал, так же точно и угасавших, когда Хаген приближался к ним; никто не дерзнул бросить ему вызова.

Усталости он не ощущал, как и голода, и жажды. Оно и понятно – мёртвым не нужны ни еда, ни питьё.

И путь его длился, пока перед ним в ночи не поднялись к невидимым небесам ветви великого Древа.

Ничто не преграждало путь хединсейскому тану, он беспрепятственно достиг подножия – исполинская, ввысь уходящая живая стена изрытой глубокими впадинами, трещинами и расщелинами коры.

Здесь царили пустота, безмолвие, неподвижность.

Хаген протянул руку, коснулся ствола, закрывая глаза и болезненно морщась – Древо еле ощутимо вибрировало, дрожало, отзываясь болью в суставах мёртвого как будто бы тела.

– И что же теперь? – процедил ученик Хедина сквозь стиснутые зубы.

Ночь, мгла, сырость, холод. Едва различимая серая трава под ногами, затхлый, словно в давно забытом склепе, воздух. Что ему тут делать, в обиталище мёртвых? Вечно скитаться по серым пределам, без дела и смысла, оглашая владения Соборного Духа бесполезными жалобами?

Его заперли здесь с тем, чтобы его двойник сумел бы сделать… что?

Нет, Хаген Хединсейский, ты об этом думать не станешь. Ты будешь думать, как выбраться отсюда – да, выбраться, откуда не выбирался ещё никто, если не считать асов, выведенных Древним Богом О́дином.

Но чу! – сверху донеслось что-то вроде скрипа когтей по коре, и на Хагена взглянула сама Тьма – гагатово-чёрными глазницами.

К нему стремительно спускалось некое существо, странная помесь паука с крабом. Многофасеточные и многочисленные глаза, клешни, восемь ног, вздымавшихся высоко над шипастым панцирем, раскрытая пасть, полная мелких, но очень острых зубов.

Демон.

Что они делают здесь, на великом Древе, в домене Соборного Духа?

Они его слуги?

Существо приподняло клешни, защёлкало ими со стуком, словно опуская крышку сундука, захлопнуло и вновь распахнуло пасть.

– И это всё? – проговорил Хаген. Кажется, ему предоставлялся шанс разогнать мучительную скуку.

Меч безмолвно скользнул в руку. Не его привычный зачарованный клинок, но сойдёт и этот, полученный с подменышем.

Демон ловко, по-паучьи, спускался по Древу. Чернота пялилась на Хагена, и хединсейский тан спокойно отшагнул назад, готовый встретить бросок чудовища; сколько таких вот ему довелось одолеть и вожаком морской дружины, и в обличье лекаря Динтры!..

Демон, однако, не прыгнул, не бросил паутины, не изрыгнул липкой слюны, не метнул отравленные иглы; он раздувался, пластины панциря расходились, между них появились затянутые жёлтым пузырём просветы.

Хаген криво усмехнулся, вскинув меч наперевес.

Во-он туда, между головогрудью и боковым шипастым щитком он и вгонит остриё.

Демон, превратившийся к тому времени в подобие самого настоящего шара, медленно оторвался от Древа, поплыл над головой Хагена, завис, слегка подёргивая щетинистыми лапами, каждая из которых заканчивалась внушительным когтем.

К ногам хединсейского тана упала мягкая серая петля, словно свитая из множества паутинных нитей. Демон издал странное урчание, словно пёс, пытающийся звать за собой хозяина.