Герои забытых побед - Владимир Шигин

На этом в Гулльском инциденте была, собственно говоря, и поставлена точка. Почти безнадёжное дело было блестяще выиграно. Сам Дубасов был доволен исходом дела несказанно:

— Какую-никакую, но помощь нашему флоту я всё же оказал!

— Дубасов предотвратил возможное военное столкновение с Англией и спас честь России! — так охарактеризовал результаты адмиральского труда император.

По завершении работы экспертной комиссии все государства сделали вид, что ничего существенного не произошло, и постарались поскорее забыть о случившемся. У каждой стороны на то были свои веские причины.

Наградой за дипломатическое мужество Дубасову стало производство в генерал-адъютанты — высшая милость императора. Но, как оказалось в самое короткое время, большие милости требуют столь же большой преданности престолу.

А затем был ужас и позор Цусимы. Российский флот был практически уничтожен. Его надо было срочно возрождать.

При этом, при обсуждении вопроса о заключении мира с Японией, адмирал выступил за продолжение войны, считая, что по своим ресурсам Япония не в состоянии выдержать продолжительной войны с Россией.

— Да, флот мы потеряли, но армия не только не утратила боеспособность, а наоборот, сильна как никогда! Надо только действовать решительно и смело. Японцы уже на издохе. Одна-две победы — и они не выдержат!

— А как же противодействовать японскому флоту? — ехидно спрашивали его.

— Так же, как мы противодействовали турецкому на Чёрном море! — отвечал им Дубасов. — Миноносок и мин у нас в достатке, а отважных лейтенантов и мичманов тоже не занимать! Если потребуется, я сам готов возглавить минные флотилии на Дальнем Востоке. Опыт у меня имеется, могу ещё стариной тряхнуть!

От адмирала лишь отмахнулись:

— Куда нам японца нынче одолеть, надо искать мира!

— Не мира, а мирной передышки! — оставил за собой последнее слово Дубасов. — Мы должны извлечь уроки из происшедшего и полностью реформировать армию и флот. И делать это следует незамедлительно!

Из воспоминаний Витте:

«Адмирал Дубасов мне рассказывал, что как-то Государь его вызвал и предлагал ему занять пост управляющего морским министерством. Адмирал Дубасов от этого назначения уклонился, ссылаясь, между прочим, на своё здоровье, но главное основание его отказа, как мне объяснил Дубасов, заключалось в том, что при существовавших условиях он считал невозможным исправить наше морское ведомство. Невозможность эта, по его мнению, заключалась в следующем: 1) в крайней дезорганизации морского ведомства, в особенности после всех наших поражений во время Японской войны, после Цусимы, а затем 2) вследствие естественного недоверия ко всему, что касалось морского ведомства, со стороны Государственной думы и Государственного совета и, наконец, 3) вследствие невозможности, по мнению Дубасова, мнению, которое разделяю и я, вести дело при том влиянии, которое имел Великий Князь Николай Николаевич как председатель Комитета Государственной Обороны.

Дубасов — человек очень твёрдого и решительного характера. Он не орёл, — для того чтобы что-нибудь усвоить, ему требуется довольно много времени, но раз он усвоил, сообразил, — тогда он крайне твёрд в своих решениях. Вообще, Дубасов человек в высшей степени порядочный и представляет собою тип военного. При таких его свойствах, свойствах самостоятельности и уважения к самому себе, Дубасов, конечно, не мог ладить с председателем Комитета Государственной Обороны Великим Князем Николаем Николаевичем, про которого, если бы он не был Великий Князь, говорили бы, что он „с зайчиком“ в голове.

Когда Дубасов отказался от поста морского министра, то Государь Император сказал:

— Как вы думаете? Я полагаю назначить на пост морского министра — раз вы от этого поста отказываетесь — адмирала Алексеева.

Когда Дубасов не мог не выказать своего ужаса и сказал Государю, что, по его мнению, после всего того, что произошло на Дальнем Востоке, и той постыдной роли, которую во всём этом деле играл Алексеев, назначить его морским министром — это прямо сделать вызов обществу, Его Величеству благоугодно было заметить, что многие нарекания на Алексеева совершенно неосновательны, неправильны, так как не знают о том, какие Алексеев имел инструкции от него.

Дубасов ответил на это Его Величеству, что если даже оставить в стороне эту часть, то во всяком случае он настолько знает Алексеева как адмирала, что вне зависимости от его деятельности на Дальнем Востоке, он должен сказать, что Алексеев как морской министр, который должен иметь задачу — восстановить русский флот, — немыслим.

В самом деле, Алексеев первым, в свою бытность начальником в Порт-Артуре, стал формировать, прежде всего из флотских офицеров, свой личный „клан“ — на основе личной к себе привязанности — если судить на основе имеющихся данных о продвижении личного состава флота по службе, опередив безобразовцев: поэтому-то те решили присоединить его к себе, а не просто убрать за ненадобностью.

Может быть, этот разговор Государя с Дубасовым повлиял на Его Величество, и, не имея никого, он назначил морским министром Воеводского».

Россию уже колотило в лихорадке первой революции. Каждый день приносил всё более страшные вести. В осенние дни Дубасова вызвали во дворец Николай был хмур и краток:

— Вы мой генерал-адъютант, Фёдор Васильевич, и я вправе рассчитывать на вашу помощь в столь смутное для империи время!

— Всегда готов послужить Отечеству, — отвечал адмирал.

— Тогда выезжайте в Малороссию, там надо навести порядок!

Так осенью 1905 года Дубасов был направлен на подавление аграрных беспорядков в Черниговской, Курской и Полтавской губерниях. Вскоре вице-адмирал уже был на месте. Императору Дубасов сообщал, что аграрные беспорядки в Суражском, Черниговском и Городнянском уездах Черниговской губернии начались с антисемитских выступлений, ибо, как писал Дубасов, «антисемитское движение имеет в русском народе глубокие корни. В большинстве имений Суражского уезда находились евреи, служившие арендаторами, управляющими, приказчиками, мельниками и т.д., а отношение их к крестьянам было суровое».

Дубасов действовал решительно. Для подавления погромов он применил войска, и в результате принятых им мер было убито — в том числе и крестьянским самосудом — до 50 погромщиков.

Не ограничиваясь этим, Дубасов настоятельно просил министра внутренних дел усилить состав окружных судов, выступал на крестьянских сходах и перед еврейскими общинами, прося их помогать администрации, а в случае продолжения беспорядков «вернуться с войсками и стереть с лица земли мятежные селения».

— Достигнутое успокоение есть только затишье! — докладывал вице-адмирал в столицу. — С наступлением весны беспорядки могут возобновиться.

Действуя и силой, и уговорами, он усмирил Черниговскую губернию. Затем перешёл в Курскую. Там он распространил объявление, в котором говорилось: «Если сельские общества или хотя немногие из их членов позволят себе произвести беспорядки, то все жилища такого общества и всё его имущество будут по приказу моему уничтожены».