Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
— Ну что? Зачем мы влезли в этот, черт побери, детектив?
— Она говорит, что фотографий не выбрасывала, да? Кто тогдавыбросил?
— Маша, — стараясь быть терпеливым, сказал Родионов, — еслиона не выбрасывала, значит, выбросил кто-то другой. По-моему, это очевидно.
Но Маша Вепренцева его не слушала.
— Она сказала, будто его родители были очень счастливы, чтоСтас собирается на ней жениться, и даже готовили им свадьбу и медовый месяц.
— Ну и что?
Маша посмотрела в сторону, где между деревьями черный дроздбоком скакал по зеленой траве, примериваясь склевать бабочку.
— А то, что этого быть не может.
— Почему?!
— Она совсем не пара сыну будущего президента, ДмитрийАндреевич, неужели вы не понимаете?! Вы же такой… проницательный! Ну, господи,Дмитрий Андреевич! Она хорошенькая, молоденькая, волосы до попы, белые. Глазабольшие, голубые. У нее в Днепропетровске папка, и он ей приказал без штампа впаспорте не являться!
— Ну и что такого?
— Дмитрий Андреевич, это странно. Ну, правда, странно. Онаговорит, что его родители ей телефон подарили и деньги и мечтали, чтобы сыночекна ней женился, но его родители богатые и влиятельные люди! Как они моглимечтать, чтобы их сын женился на хорошенькой бедной дурехе?!
Родионов подумал некоторое время.
— Хорошо, а если ей просто казалось, что они мечтают?
— Не могло ей ничего такого казаться! Ну как же вы непонимаете?! Все девушки в мире моментально понимают, возражают родителилюбимого или не возражают против женитьбы! Ладно бы все было наоборот — онабогатая наследница, а он мальчик с помойки. Тогда его родителям нужно было быделать вид, что они ее обожают, даже если бы она им не нравилась! А в этомслучае зачем?! Я не понимаю.
Родионов помолчал.
— По-моему, ты слишком большое значение придаешь этомувопросу.
Маша пожала плечами.
— Не знаю. Просто мне странно. И чем дальше, чем страннее.
В пиджаке ей было жарко и уже не хотелось никуда идти, ноона шла — просто чтобы побыть с ним вдвоем.
Когда они вернутся в дом, нечего будет даже и думать о том,чтобы побыть вдвоем, и придется продолжать затеянное расследование, и разговариватьс Весником, выяснять, кто он, друг или враг, и снова отвечать на вопросы, ичувствовать себя под подозрением — не самое приятное ощущение!
— Надо поговорить с Надеждой, — сама себе сказала Маша. —Может, она объяснит, почему им с мужем так хотелось, чтобы сыночек женилсянепременно на этой Олесе, а не на какой-нибудь другой.
— Ты что? — спросил Родионов довольно холодно. — С умасошла? У нее мужа только что прикончили. Двадцать семь ножевых ранений! А тысобираешься у нее спрашивать, почему ей хотелось, чтобы сын женился?! Инепременно на этой, а не на другой?
— Да, — покаялась Маша. — Просто мне все кажется, что этороман, Дмитрий Андреевич. Роман, а никакая не жизнь.
— Зря тебе кажется, — сказал Родионов. — Я таких глупыхроманов не пишу никогда.
— Это вы верно подметили, Дмитрий Андреевич.
Сосны расступались, выходили на простор, хотя никакогопростора еще не открывалось, но чувствовалось, что он вот-вот откроется.
Маша покосилась на своего спутника и вдруг решила, чтосейчас возьмет его за руку. Как в десятом классе.
Впрочем, в десятом классе она ни с кем не ходила за ручку.Никто особенной готовности не выражал, и она тоже не слишком старалась. А потомдети, работа, зарплата, короткие глупые романы, когда непременно нужно тащитьсяк любимому в Бирюлево Восточное и ночевать в съемной неуютной грязной квартиркес разномастными выцветшими обоями, хозяйским шкапчиком на кухне с одной раздвижнойдверцей — вторая куда-то подевалась, а за дверцей щербатые чашки, тусклыеблюдца и непременно граненый стакан, задвинутый в угол. Одеяло и подушка пахнут«чужим», в ванной на веревке висят носки, которые обязательно оказываются передтвоим носом, когда принимаешь душ, фена нет, и его нужно везти с собой в сумке,зато есть «крем после бритья для чувствительной и нежной кожи» в мятом тюбике.Почему все до одного мужики уверены, что у них «чувствительная и нежная кожа»,так и осталось для Маши загадкой.
Больше того, устроившись к Родионову на службу и обнаружив,что работа у него находится там же, где и дом, Маша Вепренцева потихонькупробралась в хозяйскую ванную и изучила там все тюбики и пузырьки. Шеф в своихпарфюмерных пристрастиях оказался удручающе однообразен. Все тюбики и пузырькиу него были одной фирмы, вполне французской и вполне душистой, стояли в ряд навычищенной до зеркального блеска полочке, носков нигде не наблюдалось, зато былфен, вделанный в специальную стенную нишу. Бедная Маша попыталась прочитать натюбиках что-то вроде «для чувствительной и нежной кожи», но по-французски онане понимала ни слова и даже обрадовалась этому. Вот и хорошо, что не понимает,разочароваться в Родионове она не могла себе позволить.
Сейчас она возьмет его за руку, и хоть две минуты они будутпохожи на влюбленных, прогуливающихся по зеленеющему майскому лесочку.
Маша покосилась на его руку, которая ни о чем неподозревала, потом проделала своей некие пассы и как будто случайно наткнуласьна ту.
Родионов поднял свою ладонь, на которой лежала Машина рука,и покачал из стороны в сторону.
— Ты что? Хотела что-то сказать?
Момент был испорчен.
Маша не отвечала, и Родионов осторожно вытащил из ее рукисвои пальцы.
Момент былиспорчен окончательно.
Тот поцелуй ничего не значил. Совсем ничего. Просто у негобыло такое настроение, и она оказалась ближе всех к нему именно в тот момент,когда у него грянуло это самое настроение!
Маша независимо смотрела в сторону.
— Я не люблю, когда меня трогают, — помолчав, сказалРодионов. — Ты же знаешь.
— Знаю, но я ничего не имела в виду! — это она постараласьсказать с возмущением и соврала. Она-то как раз все на свете имела в виду. — Я…просто так.
— Я не люблю, когда меня трогают, — повторил он с нажимом, —и ты это отлично знаешь! Тем более ты меня взяла… как маленькая девочка, запалец!
— Ну и что?
— Ни… ничего, но я это не люблю!…
— У вас тактильная недостаточность, — пробормотала Маша. —Ярко выраженная.
— Нет у меня никакой недостаточности!
Препираясь, они вышли на лужайку, за которой был асфальт инесколько машин дремали в тени. За стоянкой показался забор — глухой, высокий,до небес, не забор, а крепостное сооружение.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!