Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова

Кованые железные ворота в завитках и чугунных листьях сталимедленно отворяться, охранник в синей форме выскочил из белой будочки,замаскированной в кустах, вытаращил глаза и сделал «во фрунт», и огромнаячерная машина беззвучно и медленно вплыла в ворота.

Она была похожа на «Титаник», каким его показывают вфильмах, — громадная, блестящая, с хромированными железяками, огнями и почтислепыми, сильно тонированными стеклами. Шума двигателя совсем не было слышно, ив солнечном мареве машина, шурша огромными шинами, подплывала все ближе иближе.

Маша и Родионов смотрели на нее как завороженные.

«Титаник» еще немного прошуршал колесами по чистой дороге,миновал стоянку, приблизился к ним и неслышно остановился.

Маша сделала шаг назад — слишком огромной была машина,слишком темными стекла, слишком ярко сверкало солнце, отражаясь в полированномкапоте.

Полыхнув в глаза отраженным солнечным светом, открыласьзадняя дверь, и Маша почему-то подумала, что из нее сейчас покажется начищенноесеребряное дуло «винчестера», беспощадные загорелые руки и зеркальные очки, вкоторых отразится ее собственное растерянное лицо.

Не спастись. Выстрел почти в упор.

Видимо, Родионов чувствовал или представлял что-то в этом жедухе, потому что он вдруг рванул секретаршу за руку, так, что она покачнулась,и…

— Мам, привет! Здрасьте, Дмитрий Андреевич!

Никаких «винчестеров» и зеркальных очков. Из «Титаника»выпрыгнул Сильвестр, самый обычный, всегдашний, с растрепанными волосами, вчерной майке навыпуск. Он тянул за собой черный шуршащий пакет, доверху набитыйкакими-то газетными свертками.

Из передней двери выскочил молодой человек в безупречномкостюме и придержал заднюю так, чтобы было удобней выходить, и подал руку, и излайнера на берег сошла Катерина Кольцова, улыбающаяся, беззаботная, похожая накурортницу в разгар сезона.

— Вот и мы! — объявила она. — Доставили Сильвестра в целостии сохранности!

— Мама, такой ужас в этих пещерах! Просто жуть! И все святыеправедники! Как это называется, я забыл?

— Что?

— Ну, труп святого праведника!

— Сильвестр! — простонала Маша.

— Труп святого праведника называется мощи, — совершенносерьезно объяснила Катерина Кольцова.

— Мощи там кругом, мам! Прямо в стене лежат! Я такогоникогда не видел, даже в кино! Ужас, мам! А знаешь, сколько ей лет,Киево-Печерской лавре?!

— Сколько?

— Много, — подумав, решительно сказал Сильвестр, — мам, уменя в телефоне батарейка сдохла, ты зарядник взяла? У Михи фотоаппарат даже вполной темноте берет, потому что у него такая вспышка. Если с обычной вспышкойснимать, будет одна чернота, а посредине твоя рожа и больше ничего. А этосувениры, мам. Мы на Андреевском спуске их купили, и еще у меня в багажникероза. Только у меня денег не хватило, и мне Катерина дала, ты теперь ей отдай,пожалуйста.

Маша покачнулась и дернула своего сына за руку, чего никогдав жизни не делала.

— Какая Катерина?! Ты что, Сильвестр!?

— Катерина — это я, — представилась жена олигарха. — У настак принято — мы разрешаем всем знакомым детям и взрослым называть нас поименам, потому что отчества почему-то плохо запоминаются, а «тетя, дядя» — этоя не люблю. Мы купили розу каспийского литья.

— Для тебя, мам, — вступил Сильвестр. — Очень красивая.Катерина сказала, что такие только в Киеве бывают! У тебя деньги есть? Отдай!

Произошло некоторое препирательство, когда Маша пыталасьвсучить жене Тимофея Кольцова дензнаки, а та отказывалась, смеялась иповторяла, что это подарок.

Сильвестр взирал в недоумении — он никак не мог понять,почему мать так настойчиво предлагает деньги. Ну, не берут, да и замечательно,какая экономия выходит!

Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, все порывался влезтьв разговор, пока вдруг мамин начальник не положил ему на плечо руку. Сильвестрзамер, как суслик-свистун перед норой, а потом осторожно скосил глаза. Рукабыла здоровенная, пальцы длинные, и держали они Сильвестра крепко. Помявшись,он поднял на дядьку глаза, и тот тоже посмотрел на него.

Посмотрел и подмигнул.

И Сильвестр моментально перестал нервничать — как-то оченьуспокоительно подмигнул мамин начальник.

Катерина и Маша о чем-то негромко разговаривали, и Родионовпочти ни слова не мог разобрать, чувствовал себя лишним и маялся, иединственное, что его утешало, что Сильвестр тоже лишний в этом дамскомтет-а-тете.

— Так утром мы заедем, — громко сказала Кольцова, посмотрелана Родионова с Сильвестром и улыбнулась. — И если вам срочно нужно уехать, ямогу попросить мужа, он позвонит местному милицейскому начальству. Васвыпустят.

— Спасибо! — горячо вскричала Маша. Горячо и неискренне. —Спасибо вам большое, но мне кажется, что завтра мы уже сможем уехать.

— Угу, — пробормотал раздраженный Родионов.

Раздражение было из-за дам, которые не обращали на негоникакого внимания. — Выпустят, как же! И так весь визит псу под хвост!

— Да у нас все тоже неудачно получилось, — согласиласьКатерина Кольцова. — И началось кое-как. Знаете, перед самым отъездом вдругкто-то позвонил мне на работу и какие-то гадости начал говорить.

Маша переглянулась с Родионовым, и он чуть сильнее сжалмальчишкино плечо. Сильвестр посмотрел на него с неудовольствием и отодвинулся.

— А… что такое, Катерина Дмитриевна? Какие гадости?

— Да я особенно не слушала, но что-то в том смысле, чтобы мыне ездили в Киев, потому что… — Она вздохнула. Чувствовалось, что ей неприятноповторять, даже сейчас. — Потому что мой муж может вернуться в гробу. Я… ятакие звонки ненавижу просто! Ублюдки какие-то!

— А у вас… они часто бывают? Такие звонки?

— Да нет, конечно, не часто. Но бывает. Наша службабезопасности мне телефон каждые три месяца меняет, чтобы не влез никто. Но затри месяца кто-нибудь обязательно позвонит и скажет какую-нибудь гадость. «Дайтеденег, или мы всех убьем…» Не хочу я все это повторять, право слово!

Маша подумала несколько секунд.

— Катерина, а… вот этот звонок… тоже был на ваш мобильныйтелефон?

— Да нет, в том-то и дело! — Катерина посмотрела в сторону ипередернула плечами. — В пресс-службу. Я возглавляю пресс-службусудостроительного холдинга «Янтарь».

Маша еще секунду подумала.

Сильвестр смотрел на нее, как тот самый капитан Гастингс,который не давал покоя писателю Воздвиженскому, на великого Эркюля Пуаро.