Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

Один из адъютантов кинулся было, чтобысхватить запаниковавшую лошадь под уздцы, но Кирилл Александрович звонким,властным голосом осадил его:

— Назад, Неплюев! Не соваться! Я сам!

Без труда удержавшись в седле, он в два счетазаставил лошадь образумиться. Нервно пофыркивая, она пошла дробной иноходьювбок, потом выровнялась. Истеричную плакальщицу под руки увели обратно в толпу,и на этом маленький инцидент был исчерпан.

Но настроение Ахимаса переменилось. Он уже нечувствовал себя кукловодом в театре марионеток.

Голос, приказавший адъютанту «не соваться»,был ему слишком хорошо знаком. Такой, раз услышав, не спутаешь.

Какая неожиданная встреча, monsieur NN.

Ахимас проводил взглядом осанистую фигуру вкавалергардском мундире. Вот кто истинный кукольник, вот кто дергает заверевочки. А кавалер Вельде, он же будущий граф Санта-Кроче, — предметреквизита, не более того. Ну и пусть.

* * *

Весь день он провел на Хитровке. И сюдадоносился погребальный перезвон сорока сороков, но хитрованцам не было дела до«чистого» города, скорбевшего по какому-то генералу. Здесь, словно в каплегрязной воды под микроскопом, копошилась своя собственная потайная жизнь.

Ахимаса, одетого приказчиком, дважды пыталисьограбить и трижды залезали в карман, причем один раз успешно: незаметнополоснули чем-то острым по суконной поддевке и вытащили кошель. Денег там быласамая малость, но мастерство впечатляло.

С поисками медвежатника тоже долго неладилось. Чаще всего разговор с местными обитателями вообще не получался, аесли и получался, то предлагали не тех, кого надо — то какого-то Кирюху, тоШтукаря, то Кольшу Гимназиста. Лишь в пятом часу впервые прозвучало имя МишиМаленького.

Дело было так. Ахимас сидел в трактире«Сибирь», где собирались барышники и профессиональные нищие позажиточней,беседовал с одним перспективным оборванцем. Глаза у оборванца были с тем особымбыстрым перемещением фокуса, какой бывает только у воров и торговцев краденым.

Ахимас угощал собеседника сивухой, изображалхитрого, но недалекого приказчика из галантерейного магазина на Тверской. Когдапомянул, что у хозяина в сейфе денег без счету и, если б знающий человек обучилзамок открывать, то запросто можно было бы разок-другой в неделю оттуда подве-три сотни мелкими брать, никто не хватится, — взгляд у оборванца сталострым: глупая добыча сама шла в руки.

— К Мише тебе надо, — уверенносказал эксперт. — Он сделает чисто.

Изобразив сомнение, Ахимас спросил:

— Человек-то с понятием? Не рвань?

— Кто, Миша Маленький? —презрительно глянул на него оборванец. — Сам ты против него рвань. Ты вотчто, дядя. Ты вечерком в «Каторгу» загляни, там Мишины ребята кажный вечергуляют. А я забегу, шепну про тебя. Встретят в лучшем виде.

И глаза хитрованца блеснули — видно, надеялсяот Миши Маленького за такую жирную наводку комиссионные получить.

* * *

С раннего вечера Ахимас засел в «Каторге».Явился туда уже не приказчиком, а слепым побирушкой: в рубище, лаптях, наглаза, под веки, вдел прозрачные пленки из телячьего пузыря. Видно через нихбыло, как сквозь туман, но зато полное впечатление, что глаза затянутыбельмами. По опыту Ахимас знал, что слепые ни у кого подозрений не вызывают ивнимания на себя не обращают. Если тихо сидеть, то окружающие слепого будто ивовсе видеть перестают.

А сидел он тихо. Не столько приглядывался,сколько прислушивался. Поодаль за столом собралась компания явных бандитов.Возможно, из мишиной шайки, но щуплого и юркого среди них не было.

События начались, когда за подслеповатымиподвальными оконцами уже стемнело.

Сначала Ахимас не обратил внимания наочередных посетителей. Вошли двое: старьевщик и кривоногий киргиз в засаленномхалате. Через минуту появился еще один — скрюченный горбун. В голову бы непришло, что это сыскные. Надо отдать московской полиции должное, работаетнеплохо. И все же уголовные ряженых агентов каким-то образом раскусили.

Все произошло в минуту. Только что было тихо имирно, и вот двое — старьевщик и киргиз — уже лежали замертво, горбун валялсяоглушенный, а один из бандитов катался по полу и противным, будтопритворяющимся голосом кричал, что моченьки нету.

Скоро появился и тот, кого Ахимас ждал. Быстрый,дерганый франтик в европейском платье, но брюки при этом заправлены вначищенные до блеска хромовые сапожки. Этот криминальный типаж Ахимасу былотлично известен и по его собственной классификации относился к разряду«хорьков» — хищник мелкий, но опасный. Странно, что Миша Маленький достиг вмосковском уголовном мире такого видного положения. Из «хорьков» обычнополучаются провокаторы и двойные агенты.

Ничего, скоро выяснится, что это за фигура.

Убитых агентов унесли за загородку,оглушенного тоже куда-то уволокли.

Миша и его головорезы сели за стол, стали питьи есть. Тот, что лежал и стонал, вскоре затих, но это событие прошлонезамеченным. Лишь полчаса спустя, спохватившись, бандиты выпили «за упокойдуши Сени Ломтя», а Миша Маленький тонким голосом произнес прочувствованнуюречь, наполовину состоявшую из непонятных Ахимасу словечек. Покойникаговоривший уважительно называл «фартовым деловиком», остальные согласно кивали.Поминки длились недолго. Ломтя оттащили за ноги туда же, куда перед тем убитыхагентов, и пир продолжился как ни в чем не бывало.

Ахимас старался не упустить ни единого словаиз разговора бандитов. Чем дальше, тем больше крепло убеждение, что опохищенном миллионе они не знают. Стало быть, Миша провернул дельце в одиночку,без товарищей.

Ничего, теперь никуда не денется. Надо былотолько выждать удобный момент для разговора с глазу на глаз.

Под утро, когда трактир опустел, Миша поднялсяи громко сказал:

— Ну, будя языки чесать. Кто куда, а я кФиске под бочок. Но поперву пойдем с лягашом потолкуем.

Вся шайка, похохатывая, удалилась за стойку,вглубь подвала.

Ахимас огляделся. Трактирщик давно храпел задощатой перегородкой, из посетителей остались только двое — упившиеся до потерисознания мужик и баба. Самое время.

За стойкой оказался темный коридор. Впереди, вполу, смутно светился квадрат, оттуда доносились приглушенные голоса. Погреб?

Ахимас вынул из одного глаза пленку. Осторожнозаглянул вниз. Все пятеро бандитов были тут.

Пятеро — многовато. Придется подождать, покаони прикончат фальшивого горбуна, а после, когда станут вылезать, тихо уложитьпо одному.

Однако все получилось иначе.