Апостол, или Памяти Савла - Павел Сутин

– А как вы думаете, мастер, – неторопливо сказал он и поднял глаза на Пинхора. – Если я попрошу Амуни рассказать мне о дружбе Иакова с зелотами?

– Зелотов рав Амуни покрывать не станет, – без сомнения ответил гончар. – Зелоты ему ненавистны. И все, кто покровительствует зелотам – тоже ненавистны. А в особенности те, кто пятнает сан кохена первой череды.

– Кстати, – вспомнил Севела, – а где рав Амуни сейчас? Его должны были отпустить из крепости еще вчера.

– Да, его отпустили, – подтвердил гончар. – Ему даже принесли извинения… Он приходил ко мне, пробыл здесь несколько часов, но потом ушел. Сказал, что его пригласил погостить адон Борух. Тот самый, что разговаривал с ним в крепости Антония. Оказалось, прелюбезнейший человек… Просил рав Амуни рассказать о учении галилеян. У адона Боруха, по словам рав Амуни, есть богатый родственник, он сейчас в отъезде. И адон Борух временно занимает его виллу…

Вот как, подумал Севела. У прелюбезнейшего Боруха есть родственник, имеющий виллу. Гостеприимный Борух приглашает туда арестованных проповедников.

– Не будем больше говорить о Иакове и зелотах. Довольно. Вчера я измучился головной болью… Весь день дул ветер, я совершенно не переношу этот горячий ветер, в такие дни у меня разламывается голова. И сегодня у меня тоже был тяжелый день. А беседы с вами просветляют разум и дают успокоение… Не злоупотребляю ли я вашим вниманием, мастер?

– Ну что вы… – добро сказал Пинхор и улыбнулся. – Я, признаюсь, тоже рад вам. Хотя познакомились мы в неподходящем месте.

– Совершенно неподходящем! – весело сказал Севела. – Мастер, у меня такая служба, что я знакомлюсь с самыми разнообразными людьми в самых непредсказуемых местах!

– Вы молоды, – одобрительно сказал Пинхор. – Вам нравится многообразие жизни, адон Малук. Вы любите приключения, вам интересны люди… Это прекрасно.

– А хотите пойти в таверну, мастер? – вдруг сказал Севела.

– В таверну? – удивился гончар.

– Ну да! Что же мы тут с вами – как два киника… Говорим, да попиваем воду…

– Может быть, вы голодны?.. Я сейчас скажу Руфиму, он принесет вина, пирог. Я-то редко пью вино, но в погребе есть родосское…

– Пойдемте в таверну, мастер! – решительно сказал Севела и встал. – Пойдемте, право. Как два добрых приятеля. Я угощу вас ужином. Мне, сказать по правде, пора хоть как-то отблагодарить вас за гостеприимство и терпение.

– Но я не ем нигде, кроме своего дома… – растерянно сказал мастер Джусем. – Разве что в поездках… А в тавернах шумно. Там случаются драки.

– Ха! – осклабился Севела. – Так подеремся! Вышибем зубы какому-нибудь наглецу! Все, мастер, я не желаю слушать возражений… И потом, вы все еще числитесь под надзором Внутренней службы. И я, надзирающий офицер, настаиваю на немедленном посещении таверны!

– Но расходы за мной, адон…

– Это невозможно! – ответил Севела с театральным высокомерием. – Я – приглашающая сторона. Идемте, мастер.

– Хорошо, – сдался Пинхор. – Я только предупрежу Руфима. А когда мы…

…четвертой кружки кносского мастер Пинхор выглядел оживленно. Его вежливой сдержанности теперь как ни бывало. У гончара блестели глаза, он уписывал жареных цыплят и пирог, говорил громко и за столом сидел расслабленно. Севела после второй кружки рассказал несколько забавных историй, случившихся с ним в поездках. В тех историях фигурировали и воришки, и кабатчики, и непотребные девки. Гончар смущенно кривил губы, но смеялся и даже сам вспомнил что-то курьезное из своей молодости. Так что ужин удался на славу. Двое добрых друзей, один – молодой офицер, а другой – горожанин в возрасте, сошлись в таверне и кутили напропалую.

– Вкусное вино! – восхищенно сказал Пинхор. – Капитан, да я ног не чувствую!

– Теперь я вижу, что вы пьете нечасто. Но голова-то ведь у вас ясная?

– Совсем ясная, адон Малук!

– Вот и славно. Вы, мастер, живете затворником. А всякому здоровому человеку изредка нужна добрая попойка. Короткий миг беспечности, мастер… Голова должна отдыхать от умственной работы. Согласны?

– Согласен, – весело сказал гончар и вновь взялся за кружку.

«Не пришлось бы после тащить его на себе, – озабоченно подумал Севела. – Как, однако, он разошелся!»

– Посмотрите, здесь много романцев, – заметил гончар и кивнул через плечо.

– Я люблю такие места, – Севела взял с блюда цыплячью ножку и разгрыз хрящик. – Где романцы, там вино. Там хорошая кухня. В Нижнем городе таких мест не сыскать.

– Странно это видеть, – сказал гончар и оглядел зал. – Не в праздник, не в семейное торжество… Люди приходят вечером, пьют вкусное вино, радуются…

– Устраивают драки, продают и покупают краденное, выбирают шлюх, – продолжил Севела. – Здесь бывает всякое, мастер. Но сегодня здесь спокойно.

Он подумал: пока он тут распивает с гончаром кносское, Никодим допрашивает людей Шомона. Тех, кто остался в живых после вспашки.

Севела тоже отпил из кружки и неожиданно спросил:

– А вам нравится ваша жизнь, мастер?

Гончар усмехнулся.

– Сейчас мне определенно нравится моя жизнь. Покой, веселье, хороший собеседник…

– Я о другом – о вашем затворничестве. Одно лишь чтение, одно лишь написание комментариев…

– Вы сказали «одно лишь», а назвали уже два занятия, – мягко возразил гончар. – Так добавьте еще дружбу с высокообразованными и высоконравственными людьми, добавьте мое ремесло… А я ведь, адон Малук, владею ремеслом тонким и художественным. Получится не так мало.

– Но вы живете один, без женщины.

– Я живу один – ну так об этом мечтают многие. Пару раз в месяц Руфим приводит ко мне девку, выбирает, надо отдать ему должное, прекрасно… Жениться второй раз я не стану.

– Отчего же? – спросил Севела и осекся. – Простите меня, мастер… Мне не следовало говорить об этом.

– Ну что вы… У нас ведь дружеская попойка, верно? Вы всего лишь задали дружеский вопрос.

Гончар сморгнул и положил руки на стол.

– Я был близок с женой, – ровно сказал он. – Она помогала мне в мастерской. Через месяц после свадьбы она попросила разрешения расписывать посуду, я позволил… У жены оказалась замечательная способность к составлению орнаментов. Собственно, посуда моей мастерской стала пользоваться таким спросом только после того, как за нее взялась Эсфирь. Благодаря жене я узнал, что ремесло может быть изощренным искусством… И никого милее Эсфири для меня не было… Она умерла от оспы, в тот год в Ерошолойме многие умерли… С нами жил ее брат, он тоже умер. Я не заболел, ухаживал за Эсфирью, похоронил ее. Боли уже нет, много времени прошло с тех пор… Боль ушла, но взять другую женщину в свой дом я не могу.

– Не стоило мне заводить этот разговор.