Башня у моря - Сьюзан Ховач

4

С Джорджем пришлось разбираться первым – выбора у меня не было. Я оказался в гостиной, и бежать оттуда было поздно.

– Ты, конечно, попросишь Странахана убраться отсюда, – потребовал он, как только мы оказались вдвоем. – Он не должен оставаться под одной крышей с твоими племянницами.

– Бога ради, Джордж! – возразил я. – За девочками приглядывает их старая нянька, а кроме того, тут есть и Сара. Не думаешь же ты, что тут может произойти что-то непотребное.

К сожалению, именно так он и думал.

– Случилось так, что я точно знаю: у Странахана были планы относительно Клары.

– Но ты же не думаешь, что он собирается ее соблазнить!

– С него все станется, – мрачно изрек Джордж. – Послушай, Патрик, у тебя нет выбора. Этот мошенник должен убраться.

– Не смей мне диктовать, что я должен делать! – завопил я. Обычно я спокойный, уравновешенный человек, но сегодня к половине третьего я еще оставался без ланча, а моя любимая сестра, возможно, умирала, и я никак не был расположен для подобных бесед с кузеном Джорджем. – Ты мне не отец, поэтому прекрати говорить со мной отцовским тоном и не лезь не в свои дела, старый осел!

Он уставился на меня, словно золотая рыбка, выкинутая из аквариума. А потом взорвался. Он кричал, что я «неблагодарный», что я «наглый щенок» и он ничуть не удивится, если я «плохо кончу». Он рад, что мой отец не видит тех «руин», в которые превращается все вокруг вследствие «моего длительного небрежения моими обязанностями». Один Господь знает, каким бы «разочарованием» я стал для отца.

– Это все вранье! – орал я на него. – Мой отец гордился мной! Ты завидуешь – завидуешь, потому что твой отец был младшим сыном, а мой – старшим, потому что у меня Кашельмара и Вудхаммер, а у тебя только жалкая лачуга с крысами в Леттертурке!

– Как ты смеешь говорить мне такое?! – Он задохнулся и посинел, как гиацинт. – Моя озабоченность Кашельмарой происходит из самых чистых мотивов! – (Я рассмеялся ему в лицо.) – Отлично! – крикнул он мне. – Если тебе не нужны мои советы, я придержу язык, а ты вместе со своим Странаханом можешь катиться к чертям, и чем скорее, тем лучше.

Дерри в этот момент произнес бы какую-нибудь убийственную остроту, но я слишком устал, и мне было все равно – пусть последнее слово останется за ним. Как только Джордж выбежал из комнаты, я вызвал Хейса, попросил его принести мне в библиотеку пива и сэндвичи, а сам рухнул в кресло за столом моего отца.

Хейс появился десять минут спустя с большой кружкой эля, аккуратно нарезанным хлебом и тарелкой с маслом и сыром.

– Хейс, бога ради, у нас что, нет холодного мяса?

– Была замечательная куриная ножка, милорд, но ее некоторое время уже никто не видел. Милорд, Иэн Макгоуан хочет поговорить с вами теперь, если вы не возражаете.

– Найдите эту куриную ножку! – прорычал я, вгрызаясь в хлеб с целеустремленной сосредоточенностью, которая исключала возможность рассмотрения каких-либо других вопросов.

Хейс вышел.

Почтительно вернувшись некоторое время спустя, он сообщил, что куриная ножка исчезла с лица земли. Ему даже хватило наглости сказать о вмешательстве колдуний. После этого, горя желанием поговорить с кем-нибудь трезвым и практичным, я потребовал пригласить Макгоуана.

– И принесите мне еще пива! – рассерженно крикнул я вслед Хейсу, в очередной раз спрашивая себя, как англичанин может жить в Ирландии и сохранять здравомыслие.

В комнату вошел Макгоуан, кислым голосом пожелал мне доброго дня и сообщил, что хочет оставить работу. Я с большим усилием удержался, чтобы не сказать: «Скатертью дорожка», вместо этого вгрызся зубами в мягкий кусок сыра. Почему ирландцы не умеют делать приличного твердого сыра – эта тайна известна только им.

– Милорд, – заявил Макгоуан, – Кашельмара слишком мала для двух управляющих, один из которых уничтожает все нелегкие и верные труды другого. Я не имею права критиковать ваше назначение мистера Странахана на важный пост здесь. Могу только указать, что оно сделало мое пребывание здесь нецелесообразным. Поэтому, с вашего разрешения, милорд, я почтительно прошу вас освободить меня от моих обязанностей и покину вас при первой возможности.

Еда привела меня в чувство. Я тут же понял, что отставка Макгоуана сейчас нужна мне меньше всего, если я собираюсь вскоре уехать с Дерри в Вудхаммер-холл. У Макгоуана могут быть недостатки, но он на свой манер ровно управляет имением. Если он уедет, у меня могут возникнуть трудности с поиском замены, а то и того хуже – я буду вынужден остаться в Кашельмаре на бог знает какой срок, прежде чем удастся найти и проинструктировать подходящего человека. Уж лучше знакомый черт, сказал я себе, чем незнакомый.

– Макгоуан, – ответил я, – мистер Странахан и я собираемся вскоре уехать в Англию, мне очень жаль, что вам пришлось нелегко. Усложнять вам жизнь никак не входило в мои намерения, и я вам обещаю, что с этого момента вы можете управлять имением так, как считаете нужным. Я очень ценю вашу работу в мое долгое отсутствие и буду рад, если вы примете увеличение жалованья на… – Я запнулся, так как вдруг понял, что понятия не имею, сколько он получает. Мои адвокаты из Лондона ежемесячно присылали ему вознаграждение.

– Мой брат в Шотландии, служащий управляющим у маркиза Лохлиалла, получает в год на двадцать пять фунтов больше меня, – заметил Макгоуан с типичным шотландским иезуитством. Говорил он таким мрачным тоном, что даже худший его враг не смог бы обвинить его в нахальстве, – он ведь не предлагал никакой суммы до того, как это сделал я.

– Ну, у нас здесь не Шотландия, Макгоуан, верно? Но тем не менее думаю, вы определенно заслужили дополнительные двадцать пять фунтов в год. – Не успев сказать это, я понял, что он предполагал увеличение в пятьдесят. Чтобы скрыть смущение, я поспешил спросить: – Кстати, как ваша семья в Шотландии? Как Хью?

Его сына звали Хью. Он был на год моложе меня, и я не видел его с тех пор, как он уехал из Кашельмары десятью годами ранее и поступил в школу в Глазго. Вскоре после этого миссис Макгоуан, свирепая женщина такого сложения, что вполне могла бы завоевывать призы по метанию бревен, оставила мужа и уехала в Глазго к родственникам, чтобы быть рядом с сыном. Никто не знал, как относится Макгоуан к этой ситуации, но, вспоминая миссис Макгоуан, можно было только догадываться, что он порадовался, простившись с нею. Жил он один в аккуратном каменном доме по другую сторону реки Фуи и, как говорили, хранил мешок с золотом – прятал его в отхожем месте.

– У Хью все хорошо, спасибо, милорд, – ответил Макгоуан, который смягчился, получив надбавку в двадцать пять фунтов, добавлявших золотого блеска его будущему. – Мой брат в Шотландии устроил его в ученичество в поместье Лохлиалл и теперь учит его во всех подробностях искусству управления.

– Великолепно, – одобрил я. – Передайте от меня привет Хью в следующем письме.

На самом деле мне Хью Макгоуан никогда не был близок. Помню его как здоровенного, угрюмого парня, который всегда напрашивался на драку или дулся из-за того, что я предпочитаю его обществу общество Дерри, и мне было совершенно наплевать, что я, скорее всего, больше никогда в жизни его не увижу.