Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода
Шрифт:
Интервал:
И се мудрование мертвых сердец называет пустою философиею, которая бражничит по бурде стихийной, препятствующей философствовать по Христу, о котором к галатам: «Послал Бог духа, сына своего, в сердца ваши…» «Такое мудрование, поскольку вовсе райскому нашему восходу в первородный мир мешает, оттаскивая долой око наше, для того будто в трубу трубит: „Если умрете с Христом от стихий мира, зачем как живущие в мире истязаетесь?“» «Вышних ищите, где же есть Христос».
«О горнем мудрствуйте, а не о земном. Ибо умрете, и жизнь ваша сокровенна со Христом в Боге».
«Мы не рабынины дети, но свободные».
«Вышний Иерусалим свободен есть».
Григорий. Труба Вселенной, Павел наш столько верным сердцем сладок, сколько аспидам противный. Ах, столько, как рождающая мать болит утробою, да вообразится в нас Христос! Сей молниевидный ангел неутомимо и чистосердечно очищает нам путь к переходу в гору Галилею, дабы нам обновиться духом ума и одеться в нового человека, созданного по Богу в правде и преподобной истине. Он сам первый раз услышал животворящий голос блаженного сего человека возле Дамаска: «Саул! Саул! Что меня гонишь?»
О сем едином муже и хвалится: «Знаю человека…» И сим голосом нимало не разнится от данииловской музыки: «И се муж один, облаченный в ризу льняную».
А понеже сей есть живот вечный, дабы знать сего человека с отцом его, – истинного же счастия такова есть природа, что, чем множайших иметь в нем сопричастников, тем слаще и действительнее беззавистное сие добро становится и сим одним разнится от ложного мирского счастия, о котором подобное сказать никак невозможно, затем, что как сама наша природа есть тленная, так и счастия ее суть тесные пределы, участников не терпящие, разве с умалением своим, и, будто древесные тени, многих вместить не могущие. Того ради Павел, всего лишившись и собрав все усердие, гонится, течет, все пробегает, все минует, вперед простираясь, дабы коим-либо образом постигнуть и приобрести человека, которого все святостные виды (разумей: церковные церемонии) слабою некоею тенью быть видятся, затменным мановением к дражайшей истине и к крайнейшему концу приводящие, обещая блаженное во время свое явление сего прекраснейшего, паче всех сынов человеческих так, как обещает цветущая смоковница сладчайшие плоды. «Вменяю все тщетным быть, помимо превосходящего разумения Христа Иисуса, Господа моего…» «Чтобы разуметь его и силу воскресения его…» «И как достигну воскресения мертвых».
А как уже получил желанное, и исполнилось на нем сие его слово: «Не напрасно тек». «Знаю человека». «После всех, как некоему извергу, явился и мне в то время, дабы множеством соучастников премирное свое умножить счастие». К тому ж-де единому венцу славы не во тленных наших мирах, но в первородном Божием и во дне Господнем, вечно процветающему, поощряет и прочиих всеми мерами к разумению, того же блаженного нетленного мужа возбуждая. «Восстань, спящий, и воскресни от мертвых – и осветит тебя Христос».
Долго ли тебе качаться по стихиям? О несчастный мертвец! Подними хоть мало погребенные твои мысли в гору, повыше стихийной тени, и узришь человека живого, неприступным светом блистающего. Тут мир твой, а не в твоем мятежном мире. Увидь со Авраамом и возрадуйся: «Авраам видел день мой и возрадовался».
Павел кричит в один тон с вопиющим Исаиею: «Восстань, восстань, Сион! Облекись в крепость твою! Истряси прах и восстань!..»
Сии ангелы Божии высоким трубным гласом возбуждают спящих на земле и мертвых в сени стихийной, да воскреснут и узрят человека, выше облаков сидящего, и просветятся, как солнце.
Афанасий. Чудесная есть сия двоица трубачей.
Лонгин. Конечно, чудная. Они трубят не о земном каком-то человеке, но о том высоком муже, который отлучен от грешных и выше небес был: «И чудное имя его по всей земле».
Можно ли им во своей музыке разногласить? Их обоих труба есть согласна трубе святого Петра. «Во имя Иисуса Христа Назорея восстань и ходи! И беру его на правую руку, воздвигаю».
О, сколь прекрасное и согласное сих трубачей воскликновение: «И, вскочив, стал и ходил! И се исполнилась на нем трубача Захарии проповедь: „Се муж! Восток имя ему“». «А венец будет терпящим и удобным ему и разумевшим его».
Иаков. Не Иезекииль ли воскрешает мертвецов на поле? «Поставил меня среди поля; оно же было полно костей». «Се я введу в вас дух живой!»
Что есть поле сие, если не мертвенность стихийная? В сию смерть погружены сердца наши. Сия есть земля Египетская и поле Танеос, сиречь поле пагубы, и поле мертвецов, и поле жажды, о коем Иоиль: «Скоты полевые воззрели к тебе, как посохли источники водные, и огонь поел красные пустыни. Воззрели к тебе, дающему скотам пищу…» Не мы ли скоты полевые, опустившие очи наши на подошву поля? Для чего не возводим очей к тому: «Все покорил ты под ноги свои – овец и волов всех, еще же и скот полевой».
Для чего не взираем к тому: «Я цвет полей (полевой) и крын удельный»? Для чего не имеем ни очей, ни ушей и не слышим Исайи? «Провел их сквозь бездну, как и коня сквозь пустыню, и не утрудились, и как скоты по полю, и сошел дух от Господа, и наставил их. Так провел ты людей твоих, да сотворив тебе единому имя славное».
Восстань, о ленивый дремлюк! Возведи очи твои, о сидящий в темнице! Минуй и проходи пустую бездну и стену твоих стихий. Воззри хоть мало, о тяжкосердая и ползущая душа, к тому: «Се сей стоит за стеною нашей, проглядающий».
Поднимися от поля и, если имеешь уши, слушай самого его. «Отвечает брат мой и глаголет мне: восстань, приди, ближнее мое, доброе мое!» Не думаешь ли, что брат сей внизу и в стихиях? Поверь же, пожалуйста, ангелам вопиющим: «Нет здесь! Восстал!» Поднимайся же и ты на гору Галилею. Не ползай по полю, как скот. Восклонись и подними голову твою с Давидом: «Возвел очи мои в гору…»
Знай, что вовеки не утолят жажды твоей подлые стихии и будешь вовеки в пламени сем: «О! О! Бегите от земли! В Сион спасайтесь!» Слышь! Что вопиет Захария? А Давида не слышит ли ухо твое? Где прибежище? Вот где! «Горы высокие оленям». Каким же образом желает олень на источники вод, так желает душа моя к тебе.
Но знаешь ли истинного сего оленя? Вот он тебе: «Вскочив, стал и ходит, и войдет с ними в церковь». Что есть церковь, если не гора его святая?
Ермолай. Верно, что сии олени поднимаются к источникам, о которых Исайя: «Поищут воды, и не будет. Язык их от жажды иссохнет. Я Господь Бог, я услышу их, Бог Израилев, и не оставлю их. Но отворю на горах реки и среди поля источники. Сотворю пустыню в лугах водных и жаждущую землю во водотечи. Да узрят и уразумеют, и помыслят, и узнают вместе, что рука Господняя сотворила сие все».
А что Захария к уразумению того же божественного мужа сими словами – О! О! – возбуждает, видно из начала речи его, изреченной после откровения и видения его: «Воздвиг-де очи мои и видел. И се муж, и в руке его веревка землемерная».
Григорий. Захария то же самое трубит, что Иезекииль: «В тот день была на мне рука Господня. И вела меня там. Во видении Божием вела меня на землю Израилеву и поставила меня на горе очень высокой».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!