Второе открытие Америки - Александр фон Гумбольдт

Эта обезьянка, встречающаяся очень редко и очень мало выносливая, водится на правом берегу Ориноко, в гранитных горах, которые возвышаются позади миссии Санта-Барбара. Она живет также на берегах Гуавьяре, около Сан-Фернандо-де-Атабапе. Viudita проделала с нами весь путь по Касикьяре и Риу-Негру, дважды пройдя через пороги.

По-моему, для того чтобы как следует изучить нравы животных, весьма полезно в течение нескольких месяцев постоянно наблюдать их под открытым небом, а не в домах, где они утрачивают всю свою природную живость.

В тот же вечер приступили к погрузке предназначенной для нас пироги. Как и все индейские лодки, это был древесный ствол, выдолбленный с помощью топора и огня. В длину пирога имела 40 футов, в ширину 3 фута. Три человека не могли бы усесться в ней рядом.

Эти пироги весьма подвижны и вследствие своей неустойчивости требуют очень равномерного распределения груза; поэтому когда кто-нибудь хочет на секунду встать, он должен предупредить гребцов (bogas), чтобы те прислонились к противоположному борту. При несоблюдении такой предосторожности вода непременно захлестнет накренившийся борт. Трудно представить себе, какое напряжение ощущаешь в столь жалком суденышке.

Миссионер с Raudales проявил больше активности при подготовке к плаванию, чем нам хотелось бы. Из опасения, как бы не остаться без достаточного количества индейцев маку и гуаибо, знающих лабиринт маленьких проток и водопадов, из которых состоят Raudales, или пороги, он распорядился заключить на ночь двух индейцев в серо[130], то есть уложить, поместив их ноги между двумя деревянными брусьями, имевшими полукруглые вырезы посередине и стянутыми цепью с замком.

Рано утром нас разбудили крики юноши, безжалостно избиваемого кнутом из кожи ламантина. Это был Серепе – очень сообразительный индеец (впоследствии он принес нам чрезвычайно много пользы), который отказался нас сопровождать. Родившись в миссии Атурес от отца маку и матери из племени майпуре, он вернулся в леса (al monte) и прожил ряд лет среди непокоренных индейцев.

Там он усвоил несколько языков, и миссионер пользовался им как переводчиком. Нам с трудом удалось добиться помилования юноши. «Без таких актов строгости, – говорили нам, – вы ничего не добьетесь. Индейцы с Raudales и с Верхнего Ориноко народ более крепкий и трудолюбивый, чем жители Нижнего Ориноко.

Они знают, что в Ангостуре их очень ценят. Если предоставить им поступать как они хотят, они все спустятся по реке, чтобы продать свои товары и жить на полной свободе среди белых. Миссии опустели бы».

Эти доводы, должен заметить, несправедливы, хотя и могут показаться правдоподобными. Чтобы пользоваться преимуществами общественного состояния, человек, разумеется, должен пожертвовать частью своих естественных прав и своей старинной независимостью. Но если жертва, требуемая от дикаря, не уравновешивается выгодами цивилизации, он со свойственной ему наивной рассудительностью сохраняет стремление возвратиться в леса, где он родился.

Именно потому, что с лесным индейцем в большинстве миссий обращаются как с рабом, что он не пользуется плодами своих трудов, христианские поселения на Ориноко пустуют. Правление, зиждущееся на развалинах свободы индейцев, подавляет умственные способности или приостанавливает их развитие.

Когда говорят, что дикарем, как и ребенком, можно управлять лишь посредством силы, то такая аналогия неправильна. У индейцев Ориноко есть что-то детское в способах выражения ими своей радости, в быстрой смене чувств, но их нельзя назвать большими детьми; они столь же мало заслуживают такого названия, как и бедные земледельцы Восточной Европы, которых наши варварские феодальные институты низвели до самого первобытного состояния.

К тому же взгляд на применение силы в качестве главного и единственного средства распространения культуры среди дикарей столь же ложен в отношении воспитания народов, как и в отношении воспитания юношества. До какого бы состояния физической слабости и умственной отсталости ни дошел человек, его способности все же не бывают окончательно подавлены. Человеческий ум обнаруживает лишь различные степени силы и развития.

Подобно ребенку, дикарь сравнивает теперешнее свое состояние с прошлым состоянием; в своих поступках он руководствуется не слепым инстинктом, а соображениями выгоды.

При всех обстоятельствах разум может просветить разум; и умственный прогресс задерживается особенно сильно, если люди, считающие себя призванными воспитывать юношество или управлять народами, возгордившись от сознания собственного превосходства, презирая тех, на кого они должны воздействовать, вздумают заменить принуждением и силой то нравственное влияние, которое одно только может помочь развитию зарождающихся способностей, успокоить взволнованные страсти и укрепить общественный порядок.

10 апреля. Мы пустились в путь лишь в 10 часов утра. Нам стоило некоторого труда приспособиться к новой пироге, которую мы рассматривали как нашу новую тюрьму. Чтобы выгадать в ширине, мы из веток деревьев устроили на корме нечто вроде решетчатого помоста, выступавшего с обеих сторон за борта.

К несчастью, лиственный навес (el toldo) над этим помостом был так низок, что приходилось либо лежать, ничего не видя, либо сидеть, согнувшись в три погибели. Для небольших судов, поднимающихся по течению до Риу-Негру, такой тип сооружения обязателен, так как лодки необходимо проводить через пороги и даже перетаскивать из одной реки в другую, а потому toldo опасаются делать слишком высоким, чтобы он не оказывал большого сопротивления ветру.

Навес был рассчитан на четырех человек, лежащих на палубе, или на помосте из ветвей; однако ноги выступают далеко за помост, и когда идет дождь, то вы промокаете до пояса. Больше того, вы лежите на бычьих и тигровых шкурах, и покрытые ими ветки деревьев весьма болезненно ощущаются сквозь тонкую подстилку.

Передняя часть лодки была заполнена индейцами-гребцами, вооруженными трехфутовыми веслами в форме ложки. Все они голые; сидя попарно, они гребут в такт, исключительно точно соблюдая ритм. Их песни печальны и монотонны. Маленькие клетки, в которых жили наши птицы и обезьяны и число которых увеличивалось по мере того, как мы двигались вперед, были привязаны одни к toldo, другие к носу лодки.

Это был наш странствующий зверинец. Несмотря на многочисленные потери от несчастных случаев, в особенности от гибельного действия солнечного зноя, по возвращении на Касикьяре у нас насчитывалось четырнадцать птиц и обезьянок. Натуралисты-коллекционеры, которые хотели бы привезти в Европу живых животных, могли бы в обеих столицах, расположенных на берегах Ориноко и Амазонки или в Гран-Пара, заказывать специальные пироги с двумя рядами клеток на передней трети палубы, защищенных от жарких лучей солнца.

Каждую ночь, когда мы разбивали лагерь, зверинец и приборы занимали его середину; вокруг были расположены сначала наши гамаки, затем гамаки индейцев, а по наружному краю разводились костры, считавшиеся необходимыми для защиты от нападения ягуаров.