Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
— Вы станете мудрым правителем, полковник. Ваша столица будет там, где находилась столица киевских князей. Великим правителем станете. Мурза Тугай-бей редко ошибается, он — из рода ногайских оракулов.
Тугай-бей хотел еще что-то добавить, но в это время оба заметили, как из-за возвышенности, подступающей к тому берегу лимана, вырвалась небольшая кавалькада. Поднявшись на каменистое плато, похожее на огромный стол, за которым мог пиршествовать целый полк, конники на минуту задержались, вглядываясь в две фигуры на той стороне залива, а затем, рассыпавшись веером, со свистом и гиканьем понеслись в долину.
— Встречай сына, Тугай-бей! — крикнул Хмельницкий, тоже пуская своего коня вскачь. — Теперь не ошибешься, поскольку я своего узнал.
* * *
Весь вечер горели у хутора костры. Весь вечер сотни татар и казаков, образовав несколько больших кругов, вместе ели украинский кулеш и татарскую бастурму [33], пили вино и привезенную ордынцами бузу [34].
Это было странное воинское братство, казавшееся Хмельницкому нереальным уже в самой своей житейской обыденности: татары и казаки едят из одного котла, пьют из одних кувшинов! Лагерь охраняют общие татарско-казачьи разъезды. Случалось ли еще когда-нибудь такое в истории Сечи, истории Запорожского казачества?
Хмельницкому не раз приходилось общаться с турками и с татарами. Он хорошо знал характеры и нравы этих людей и был удивлен, что сегодня ордынцы ни разу не прибегли к какой-либо хитрости, не попытались посеять недоверие.
— Вот так же сойдутся когда-нибудь две наши армии, — задумчиво проговорил Тугай-бей, принимая от Хмельницкого кружку с вином. Вопреки обычаю, он позволял себе этот грех и даже не пытался скрывать его от своих сотников и слуг.
— Это будет непобедимое войско, — поддержал его атаман. — Против татарской конницы и казачьей пехоты, укрепленной трофейной артиллерией, вряд ли устоит хотя бы одна армия мира.
— Не надейтесь, полковник, что в этот раз воинов моих будет много, но все же они придут. В то время как правитель Бахчисарая вообще не пришлет ни одного своего всадника. Выждет, увидит, как будут складываться первые наши сражения… Попробует поторговаться с королем Польши. Разведает, как отнесутся к его затее в Стамбуле…
— Так все же… Сколько воинов вы сможете привести с собой, досточтимый мурза?!
— Не более пяти тысяч.
— И еще столько же свободных оседланных коней.
Мурза вопросительно взглянул на Хмельницкого.
— Выступая в поход, татарские воины всегда берут с собой одного или двух запасных коней.
— Пусть на сей раз они возьмут двух, ведь по породе своей ваши кони отличаются от наших. Если это условие будет выполнено, ваши воины нужны будут нам в основном для того, чтобы криком и самим видом своим наводить ужас на польских легионеров. А на свободных татарских лошадок мы посадим казаков, одетых так, что ни один лях не отличит их от настоящих аскеров Тугай-бея.
Мурза коротко, понимающе рассмеялся.
— Я позабочусь о том, чтобы у каждого воина нашлось по два свободных коня.
Сыновья сидели у соседнего костра. Военачальники посматривали в их сторону, однако к себе не приглашали. Там сидели полководцы, которые должны прийти им на смену. Много ли будет у них потом времени, чтобы вот так спокойно побеседовать?
Как только солнце поднялось достаточно высоко, чтобы немного прогреть степь, оба лагеря проснулись, и воины, преодолев вброд речушку, остановились на левом ее берегу двумя отрядами, между которыми оказались полковник Хмельницкий и Тугай-бей со своим сыном.
Пора было прощаться, однако Хмельницкий все тянул и тянул с последними словами, нетерпеливо посматривая в сторону хутора. У Тугай-бея это вызвало удивление. Но вот, наконец, из одной из усадеб в сопровождении двух оруженосцев выехал Тимош. Он вел с собой подаренного вчера Тугай-беем скакуна, к седлу которого были приторочены ковер и кожаный мешок с остальными дарами.
— Султан-Арзы! — еще издали прокричал сотник по-татарски. — Передаривать подарки у нас тоже не принято! Кроме тех, которые подарил отец. Прими же от меня то, что принадлежало мне!
Султан-Арзы не знал, что то, что ему дарят, не далее как вчера было подарено полковнику Хмельницкому его отцом. И не обратил внимания на то, как округлилисъ от удивления глаза сурового Тугай-бея.
Увидев столь богатые дары, Султан-Арзы выстрелил вверх из подаренного ему пистолета, отвернув уголок ковра, восхищенно почмокал языком. А затем, отдав свою саблю одному из оруженосцев, заменил ее саблей, подаренной Тимошем, и поспешил пересесть на скакуна.
— Возможно, это не полностью соответствует древним обычаям наших народов, дорогой Тугай-бей, — произнес полковник, улыбаясь. — Но ведь мы должны согласиться, что дети имеют право на свои собственные обычаи, которые станут для их внуков священными.
— И все же мне не совсем понятно… — попробовал было возразить Тугай-бей, хотя в душе обрадовался, что все это богатство вновь принадлежит его роду. Он никогда не слыл щедрым, никакие святости традиций и обычаев не могли раздробить каменья его прирожденной скупости.
— Зато до конца дней своих буду спать спокойно, твердо зная, что сын ваш получил свободу без каких-либо даров, очень смахивающих все на тот же выкуп [35].
Запрокинув голову, Тугай-бей коротко, хищно рассмеялся и отсалютовал Хмельницкому взметнувшейся вверх саблей.
Сотни воинов-татар сделали то же самое. А еще через несколько секунд воздух пронзили сотни стрел.
С криком и свистом татарский чамбул уходил в сторону Перекопа. И чем больше он отдалялся, тем тревожнее становилось на душе Хмельницкого и его воинов. Срабатывал извечный казачий инстинкт: там, вдали, — татары!
— Ордань, — подозвал Хмельницкий одного из своих полковников. — Видишь мой курень?
— Недостоин он тебя, полковник. Сегодня же пошлю людей на соседний остров за деревом, хижину поставим.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!