Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

должен был понимать, что для успешного завершения завоевания царства Цзиней в Северном Китае, где его военачальник Мухали умер, не успев выполнить поставленной задачи, монголам необходимо прямое обладание Ганьсу, Алашанем и Ордосом. Поэтому осенью 1226 г. он выступил в поход, в конце года взял Линчжоу и весной 1227 г. осадил столицу Си Ся, в настоящее время город Нинся. Система «монгольского террора» применялась столь же безжалостно, как в Афганистане. «Тщетно жители прятались в горах и пещерах, чтобы спастись от монгольских клинков. Поля были покрыты человеческими скелетами». Пока шла осада Нинся, Чингисхан летом 1227 г. разбил свой лагерь в районе реки Циншэй и в кантоне Лунтэ, на северо-западе современного Пинляна. Там, в кантоне на западе Пинляна, он и умер 28 августа 1227 г., в возрасте семидесяти двух лет. Вскоре после этого вражеская столица Нинся была наконец взята, а все ее население, в соответствии с посмертной волей Завоевателя, истреблено. Часть тангутского народа была подарена императрице Есуй, одной из жен Чингисхана, сопровождавшей его в этом походе.

Тело Чингисхана было похоронено у истоков Онона и Керулена, возле священной горы Бурхан-Халдун – ныне Хэнтэй, – где некогда с ним разговаривал Тенгри. В 1229 г. его преемник устроил в память о нем большое жертвоприношение по монгольскому обычаю. «Он приказал, чтобы, следуя обычаю, духам его отца подавались в течение трех дней яства. Он выбрал из семей нойонов и военачальников самых красивых дочерей числом сорок; облачил их в богатые наряды, надел драгоценные украшения и, по выражению Рашид ад-Дина, отправил служить Чингисхану в ином мире. К этому варварскому знаку почитания были добавлены и лучшие лошади[141].

Характер и деятельность Чингисхана

Чингисхан считается одним из проклятий человечества. В нем сконцентрировались двенадцать веков вторжений степных кочевников в древние оседлые цивилизации. Действительно, ни один его предшественник не оставил после себя такой страшной репутации. Он возвел террор в систему управления, а массовые убийства в методично действующий институт. Разрушение им Восточного Ирана превосходит по ужасу все то, что Европа приписывает Аттиле, а Индия Михиракуле. Тем не менее следует отметить, что его жестокость обуславливалась скорее суровостью его окружения, самого грубого из второго эшелона тюрко-монголов, для кого жестокость была чем-то естественным (Тамерлан, еще один жестокий убийца, с этой точки зрения виновен больше, поскольку был более цивилизованным). Массовые казни монгольского завоевателя составляли часть военной системы, были оружием кочевника против не покоряющегося вовремя и, что еще важнее, покорившегося, но взбунтовавшегося оседлого жителя. Беда в том, что этот кочевник совершенно не был знаком с экономикой оседлой и городской цивилизации. Захватив Восточный Иран и Северный Китай, он считал совершенно естественным, стирая с лица земли города, уничтожая сельскохозяйственные культуры, возвращать эти страны в состояние степи. Когда он описывал наивысшее для него удовольствие, в нем говорило тысячелетнее наследие кочевой жизни, грабительских набегов на окраинные земли цивилизации, на пограничье древних земледельческих стран: «…рубить врагов на куски, гнать их перед собой, захватывать их добро, видеть слезы тех, кто им дорог, сжимать в объятиях их жен и до черей!»[142] И напротив, такое меланхолическое размышление при мысли, что его внуки променяют суровое степное существование на оседлую жизнь: «После нас люди нашего рода облачатся в позолоченные одежды, будут есть жирную и сладкую пищу, ездить на превосходных лошадях, будут сжимать в объятиях самых красивых женщин, и забудут, кому они этим обя заны…»[143]

Даосская стела 1219 г., гравированная по инициативе монаха Ли Чжэчана, который в 1220–1223 гг. сопровождал знаменитого Цюй Чанчуня к Завоевателю, странными даосскими философскими терминами передает впечатление, произведенное на китайцев императором кочевников, его образом жизни, его делами: «Небо устало от чрезмерной роскоши Китая. Я (то есть Чингисхан, от лица которого ведется повествование) живу в диком северном краю; я возвращаюсь к простоте и поворачиваюсь к умеренности. Идет ли речь об одеждах, которые я ношу, или о пище, которую принимаю, у меня те же лохмотья и та же еда, что у обычных пастухов и пекарей, я обращаюсь с простыми воинами, как с братьями. Участвовавший в ста битвах, я всегда становился впереди. За семь лет я совершил великое дело и в шести сторонах света все подчинено единому правилу!»

В рамках своего образа жизни, своего окружения и своего этнического происхождения Чингисхан предстает перед нами как умеренный, здравомыслящий, очень уравновешенный человек, умеющий слушать, надежный друг, щедрый и способный на сильные привязанности, несмотря на суровость, имеющий способности управленца, если говорить об управлении кочевыми народами, а не оседлыми, чью экономику он плохо понимал. В этих рамках он демонстрировал прирожденное стремление к порядку и хорошему управлению. И рядом с возвышенными и благородными качествами мы видим в нем варварство и жестокость, которыми «Проклятый» мусульманских писателей и завоевал себе место в истории человечества. Одной из основных черт его ума было его инстинктивное отвращение к предателям. Слуг, полагавших, что делают выгодный выбор, предавая в его пользу своих несчастных господ, он приказывал казнить[144]. И напротив, часто после победы он награждал или принимал к себе на службу тех, кто до конца оставался верен своим господам, его бывшим врагам. Рашид ад-Дин и «Тайная история» сообщают много случаев такого рода, показывающих, наряду с его уважением к храбрым побежденным, моральную основу его правления. Если он брал под защиту слабых, то защищал их до конца и неизменно следил за их судьбой. Вождь онгутов Алахуш-тегин был убит за то, что принял его сторону против найманов. Он восстановил у власти его семью, привязался к его сыну, отдал в жены молодому человеку свою дочь, обеспечил благосостояние его дома. У побежденных в прошлых войнах уйгуров и киданей не было более верного покровителя, чем он, так же как, позднее, у сирийских и армянских христиан не будет покровителей более надежных, чем его внуки. Во время войны с Хорезмом в Ляотуне умер его давний вассал, киданьский принц Елюй Люко. Вдова приехала к Завоевателю во время его последнего похода в Ганьсу. Он принял принцессу с большой добротой, проявил к ней, а также к двум сыновьям Елюй Люко самое нежное, самое отеческое внимание. Во всех аналогичных обстоятельствах у этого одетого в звериные шкуры кочевника, у этого истребителя народов мы находим природное величие, утонченную вежливость и высочайшее благородство, что удивляло даже китайцев. Аристократ из хорошего рода, он был монархом в душе, и никто менее его не был опьянен своей блистательной судьбой.

Наконец, твердый и непреклонный политик, Чингисхан не был глух к опыту цивилизованных народов. Он