Путешествие Сократа - Дэн Миллмэн

Эти мужчины были выше и сильнее ее, но даже Егорыч, который мог подсесть под небольшую лошадь и поднять брыкающееся животное в воздух, был не в силах сбить ее с линии атаки. Павлина была гораздо ловчее и куда как быстрее, чем все остальные. Казалось, она видит их насквозь, чувствует каждую слабину в их теле, в их стратегии, чтобы снова и сном сбивать их с ног. Что поражало ее противников больше всего, так это ее недетская и неженская сила. Павлина могла брыкаться, как лошадь. Мощь, которая исходила из нее, была невероятной для женщины ее размеров. Казалось, словно она притягивает силу из самой земли.

Ее ладони, ступни и локти словно сами находили уязвимые точки на теле соперника, обездвиживая даже самого сильного мужчину. Если противник пытался захватить ее или нанести удар кулаком, она била по нерву на его руке. Раньше, чем противник бил ее правой ногой, она успевала подбить под ним левую ногу.

В действительности у Павлины не было никакого желания кого-то убивать — даже беловолосого зверюгу,который неотступно преследовал ее в кошмарах. Она была совсем не уверена, что сможет заставить себя сломать ему шею, перебить кадык или вонзить нож ему в сердце. Но эта цель была всем для ее отца, поэтому она будет стараться изо всех сил, чтобы исполнить его волю и подготовиться к этому заданию как можно лучше.

Когда же она спросила у Закольева, почему он не воспользуется ружьем или пистолетом, тот ответил:

— Ружье может дать осечку, а стрелок промахнуться. Тем более пистолет. Руки или нож — это самое надежное оружие, если с близкого расстояния... и самое подходящее тоже.

«Подходящее» — что за странное словцо, еще подумала она тогда. Да и сам папка временами тоже вел себя странно, поймала она себя на мысли. Но ведь, в конце концов, он был главным в казацком отряде и специалистом в подобного рода вещах. И все же сомнения понемногу начинали закрадываться ей в душу. Жизнь ее, прежде такая простая и понятная, начинала превращаться в загадку... Однако и она понемногу начала замечать, каких именно звеньев недостает, чтобы разгадать эту загадку.

Наконец и сам Закольев убедился, что его дочери в лагере равных не было — разве если не считать Королёва, который по-прежнему отказывался «впадать в детство» и спарринговать с ней. Но это было даже к лучшему — однорукий гигант, если его завести, мог запросто и убить, под горячую руку. Закольеву было достаточно и того, что он не лез к ней с другими целями, кроме поединка. По этой причине Закольев смотрел на такое своеволие сквозь пальцы, хотя это было явное неподчинение его приказу, по которому каждый из мужчин в лагере должен был спарринговать с атамановой дочерью. Но, в конце концов, он все это делал для Павлины. Он делал ради нее все.

И снова атаман Дмитрий Закольев проснулся в холодном поту после очередного кошмара. Крики умолкли только тогда, когда его глаза резко открылись. Но вместо кошмарного сна накатил холодный шепоток воспоминаний, чтобы тоже исчезнуть. Он потер лоб, словно стараясь стереть из памяти остатки образов, нарисованных кошмаром... голос старого соученика... лицо девушки, той девушки в казацкой станице... все тычут в него пальцем... день на лугу... появляется ребенок... вспышки, что наплывают одна на одну... и все из-за Сергея Иванова, зверюги,который убил его жену.

Он громко застонал, затем огляделся, в страхе, что его стон был услышан.

— Это сон, всего лишь сон, — пробормотал он и встал с постели, стараясь расходиться.

Скоро, уже скоро Сергей Иванов умрет от руки Павлины. Ах, скорее бы, скорее.

Стоя одна, в лесной темноте, и раздумывая над смыслом сказанных отцом слов, Павлина невольно теребила рукой медальон. Печально взглянув на ночное небо, она со вздохом подумала, что лучше бы отец не рассказывал ей про смерть ее матери или про ее задание. С этим заданием пришел конец и ее прежней, по-детски невинной жизни, вместе с которой исчезла и вера в то, что миром правят любовь и доброта. Да и Константин в последнее время как-то отдалился от нее, а тут еще это задание... оно, словно темное облако, закрыло прежде светлый горизонт ее будущего.

После того разговора с отцом редкие улыбки на ее лице лишь подчеркивали растущую меланхолию и решимость, что становилась все тверже — раз она приняла тот факел, что передал ей отец, она сделает дело отца своим собственным. Павлина знала, какими ужасными были ночи ее отца, его стоны и бормотание не раз будили ее среди ночи. Но теперь и она страдала от непонятных видений, которыми наполнились ее сны. Там, во сне, ей все виделась незнакомая и загадочная местность, то ли лес, то ли луг... печальное лицо женщины, которой могла быть она сама, только старше... губы этой женщины шевелились, но Павлина не могла разобрать ее слов. Иногда во сне она встречала и беловолосого человека, но всегда — спиной к себе, так ни разу и не увидев его лица.

Просыпаясь, она оказывалась в столь же непонятном мире. Теперь, когда ее тело стало наливаться, мужчины уже смотрели на нее другими глазами — в особенности Королёв. Из-за его взглядов у нее порой мурашки по коже бегали. Она с трудом выносила его присутствие, делая вид, что просто не замечает однорукого великана. До тех пор пока ее отец оставался главным в лагере, ей ничего не угрожает, в том числе и со стороны Королёва. С любым другим мужчиной она может справиться без особых сложностей, благо по бойцовскому мастерству в лагере ей не было равных.

Однажды, через несколько дней после того памятного разговора с отцом, Павлина уже было переступила порог своего дома, но случайно услышала, как Оксана в приглушенных тонах разговаривает с Еленой. Павлина остановилась и прислушалась.

— Да, атаман стал какой-то не такой... задумчивый, что ли… а тут еще одного из наших, Леонтьева, убили во время последнего набега… Ах, неужели эти набеги никогда не прекратятся? — сказав это, Оксана быстро добавила: — Поверь, я все это говорю потому, что беспокоюсь за нашего атамана.

— Да я-то что… — понурилась Елена.

Когда Павлина вошла, женщины быстро сменили тему, а вскоре Оксана заторопилась и поспешила уйти. Все в лагере изменилось — это Павлина и сама уже давно заметила. Люди сновали, словно тени, переговаривались шепотом, при встречах с ней притворялись любезными. Елена был особенно осторожна. Все чаще Павлина спрашивала себя: а действительно ли все они изменились или это просто у меня начинают на все открываться глаза?

Как-то давно, когда Павлина была младше, она спросила у Елены, зачем мужчины регулярно выезжают из лагеря. Ответ Елены был краток:

— Они несут патрульную службу по приказу царя.

Она хотела побольше расспросить об этом Шуру, но возможность для этого все никак не выпадала. Шура лишь почтительно кивала, когда ей случалось пройти рядом, но редко заговаривала с Павлиной, да и то обходилась парой слов. Тем больше было удивление Павлины, когда в один из дней старуха остановила ее с таким видом, словно ей самой хотелось поговорить с Павлиной.

— Что случилось? — спросила удивленно Павлина, но Шура только молчала и лишь просительно смотрела нее, не решаясь заговорить. — Шура, что с тобой? — переспросила Павлина.