Правила возвышения - Дэвид Коу

Отчасти Гринса говорил правду. Он действительно обладал способностью проникновения в мысли, хотя она позволяла лишь составить смутное представление о чувствах другого человека; и у Хонока действительно могли возникнуть неприятные и даже болезненные ощущения. Однако он решил не применять свой дар по другой причине. Гринса начинал уставать. На протяжении всего нескольких минут он расколол кинжал и обрушил на землю ветку дерева. Магическая сила кирси — даже такого могущественного, как он, — имела пределы. Напряжение, необходимое для проникновения в мысли, наверняка обессилило бы Гринсу до такой степени, что он заснул бы не простым сном, а вечным.

Однако и на сей раз невежество инди сыграло Гринсе на руку. Мужчина побледнел, услышав скрытую в словах кирси угрозу, и через секунду кивнул.

— Женщина, которая тебя послала… — Гринса на мгновение умолк и стиснул зубы, борясь с приступом тошноты. — Она сказала, почему хочет убить меня?

— Она не хочет, чтобы ты добрался до Кентигерна, — ответил Хонок.

— Почему?

— Она не хочет, чтобы ты помог мальчику.

— Мальчику? — переспросил Гринса.

— Сыну герцога Кергского.

Гринса не удивился. Ничего иного он и не мог ожидать, если учесть его осведомленность о судьбе Тависа и если вспомнить, сколько вопросов она задавала о предсказании. Но все же острая боль пронзила грудь Гринсы, как будто кинжал убийцы в конце концов достиг своей цели.

— Почему она послала именно тебя? — спросил он.

Хонок отвел глаза и промолчал.

— Ты наемный убийца?

Он кивнул, по-прежнему не глядя на Гринсу.

Несколько мгновений кирси пристально смотрел на Хонока, стараясь вспомнить, когда и где он видел его на ярмарке. Чем дольше он смотрел, тем более знакомым казалось лицо мужчины; и наконец Гринса несколько раз кивнул.

— У тебя ведь есть напарник, так?

Хонок бросил на него быстрый взгляд.

— Вот почему она обратилась к тебе: потому что твой напарник уже в Кентигерне. Он отправился туда первым, чтобы устранить Тависа.

— Я работаю один! — резко сказал мужчина, но Гринса услышал фальшь в его голосе.

Кирси снова кивнул. Он словно воочию видел перед собой лицо второго мужчины и то, как эти двое поют вместе.

— Его я тоже помню. Высокий, худой. Примерно моего телосложения, так ведь? Только черноволосый и бородатый.

— Нет! — выкрикнул Хонок. Стремительным прыжком он вскочил на ноги, застигнув Гринсу врасплох, и бросился на него. В руке он сжимал неизвестно откуда появившийся кинжал (кирси слишком поздно осознал, что не обыскал мужчину в поисках второго кинжала), который занес над головой, снова целясь Гринсе в сердце.

В отчаянии Гринса выкинул руку вперед и в последний момент успел отвести удар. Но кинжал вонзился ему в левое плечо, когда они двое вновь повалились на землю — Гринса на спину, а Хонок на него. Темноволосый мужчина выдернул кинжал из плеча кирси и опять ударил, на сей раз целясь противнику в горло.

Гринса сформировал и послал вовне мысль так быстро, в таком слепом отчаянии, что едва сумел удержать ее под контролем. Так или иначе, вместо чистого звона расколовшейся стали он услышал другой звук — более глухой, похожий на слабый треск сломанной ветки. Хонок завопил от боли и выронил кинжал, когда скатился с Гринсы и начал корчиться на земле, прижимая руку к груди.

Плечо Гринсы горело, словно клинок до сих пор оставался в его теле. Он осторожно ощупал пальцами рану, из которой хлестала теплая кровь. Кинжал задел кость. — Будь ты проклят! — проговорил он, с трудом садясь. Хонок метнул на него яростный взгляд; гримаса боли искажала его лицо.

Вообще-то боль в плече была самой незначительной из всех проблем. Хонок знал, что он — предсказатель, и видел, как он ломает дерево и сталь, не говоря уже о кости. Теперь Гринсе требовалось исцелить себя и Хонока — если он собирался оставить последнего в живых. Но вправе ли он был открыться? И что ему делать с Хоноком? Он не мог оставить мужчину при себе, не подвергая при этом опасности свою жизнь. Но он также не мог отвезти его в ближайшее селение и посадить в тюрьму. Если Хонок с напарником так искусны в своем преступном ремесле, как он предполагал, ни одна тюрьма, за исключением замковых темниц крупнейших герцогств, им была не страшна. О том, чтобы отпустить мужчину, Гринса даже не помышлял — не только потому, что Хонок был наемным убийцей и представлял угрозу для Тависа, но и потому, что он слишком много знал. Если Кресенна узнает, что Гринса обладает и другими магическими способностями, у нее возникнут подозрения, а с учетом того, что он теперь знал о ней, это представлялось самой серьезной опасностью из всех возможных.

Все это означало одно: Хонок должен был умереть.

Гринса содрогнулся. В своей жизни он не раз шел на все, чтобы сохранить свою тайну, но еще никогда не убивал.

«Он наемный убийца, — сказал себе кирси. — Он убил бы тебя сегодня, не останови ты его. Кто знает, скольких людей он убил и скольких убьет еще, если ты его отпустишь?»

Все это было лишь оправданием, и ничем иным. Возможно, доводы были справедливыми, но если бы он решился убить Хонока, то сделал бы это по другой причине — защищая только себя и никого больше, обменивая жизнь этого человека на свою собственную.

Хонок начал подниматься на ноги, и тут его взгляд упал на второй кинжал, валявшийся на земле между ними.

Гринсе ничего не оставалось делать. Когда Хонок стремительно прыгнул к своему потерянному оружию, Гринса тоже бросился вперед, хрипло застонав от боли. Они столкнулись в воздухе, словно соколы, дерущиеся в небе над Вересковой пустошью, а потом рухнули на землю. Хонок упал сверху и всей своей тяжестью придавил здоровую руку Гринсы, сжимавшую кинжал, к его груди. К счастью, клинок лег плашмя, иначе кирси убил бы сам себя. Как бы то ни было, он не мог высвободить руку, чтобы нанести удар убийце. Темноволосый человек ударил противника кулаком в бок, а потом потянулся за лежавшим поблизости кинжалом и, перенеся тяжесть тела в сторону, дал Гринсе возможность пошевелиться. Собрав последние силы, кирси резко выгнул спину и скинул с себя мужчину, шумно выдохнув от острой боли, которая обожгла раненое плечо. Без малейшего колебания, одним судорожным движением он набросился на Хонока и вонзил кинжал ему в грудь, а потом бессильно повалился на него. Убийца испустил пронзительный вопль и резко выгнулся, как мгновение назад сделал Гринса. Затем его тело обмякло, и он перестал шевелиться.

Очень долго Гринса не мог заставить себя открыть глаза и тем более сесть. Страшно болело плечо, пальцы начали неметь, мучительно ныл бок, куда Хонок ударил сначала локтем, потом кулаком.

Кирси не смел пошевелиться от страха, не смел открыть крепко, до боли, зажмуренные глаза. Он убил человека.

«Ты должен был сделать это, — говорил он себе. — Чтобы спасти свою жизнь, чтобы спасти Тависа».