Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

Утонченные сдержанные манеры Ёнбин говорили о ее образованности и перенесенных тяготах жизни. Внешне Ёнбин казалась намного старше Юнхи.

— Мы так далеко живем друг от друга, что и свидеться с вами никак не можем, — Юнхи обратилась к Ёнбин на «вы», хотя была намного старше ее.

Ёнбин, добродушно улыбаясь, попросила гостей садиться.

— Вам понравился Чинджу? — обращаясь к Ёнбин, Юнхи опять улыбнулась своей болезненной улыбкой.

Пока Джонюн разговаривал с аптекарем, впервые встретившиеся Ёнбин и Юнхи сидели друг против друга в полном молчании. Но ни одна из сторон не испытывала при этом неловкости: Ёнбин была слишком воспитанна, чтобы отвечать на простоватые вопросы, Юнхи по природе своей была натурой, равнодушной ко всему происходящему.

При первой же встрече с Юнхи по ее улыбке Ёнбин поняла, как сильно Юнхи отличалась по характеру от Джонюна. Немного погодя ей стало ясно, что Джонюн и его младший брат Тэюн тоже были не похожи друг на друга, несмотря на то, что они оба носили очки, имели светящиеся холодным светом глаза, таящие в себе сострадание к человечеству. Джонюн полюбил свою пациентку, Юнхи, благодаря ее странноватой улыбке. Тэюн, не получивший должного образования, полюбил вдову Сунджу. Можно было лишь размышлять: уж не стремление ли к самоистязанию привело двух братьев к такой странной любви?

— Не хотите ли приехать в Сеул? — спросила Ёнбин у Юнхи.

— В Сеул?

— А вы были в Сеуле?

— Была, но я так устала тогда от поездки!

— Даже сейчас вы устало улыбаетесь.

Услышав эти слова, разговаривавший с аптекарем Джонюн обернулся и заботливо взглянул на жену.

— Я ничуточки не устала, — сказала Юнхи, поправляя спадающие на плечи волосы. Хотя она неправильно поняла слова Ёнбин, поправляться не стала. Некоторое время безучастно смотрела в окно и потом неожиданно сказала:

— Приходите к нам в гости.

— Я зайду к вам завтра, — ответила Ёнбин.

— Нет, я хотела сказать, чтобы вы остановились у нас.

— Отец не захочет оставить мотель.

— А, вот оно что.

На этом их разговор прервался, и женщины стали прислушиваться к мужскому разговору, продолжающемуся вполголоса.

— Мы только что чуть было не ушли с отцом в кинотеатр. Если б мы ушли, вам бы пришлось нас ждать. Я и не знала, что вы придете так рано, — оживила угасающий разговор Ёнбин.

— О, вы любите кино?

— Время от времени хожу в кинотеатр.

— Я как-то смотрела фильм «Счастье»[53].

— Да? Я тоже видела этот фильм в Сеуле. Согласитесь, что Габи Морлей хорошо играет?

Ёнбин и Юнхи быстро перешли на обсуждение фильма. Уже после девяти часов вечера Джонюн встал и сказал, что завтра надо будет еще раз встретиться в больнице. Ёнбин проводила гостей до ворот мотеля и долго еще стояла, наблюдая за двумя удаляющимися фигурами. Потом медленно развернулась и посмотрела на тускло освещенную землю под фонарем.

«Это может быть и рак», — вспомнила она слова Джонюна.

На следующий день аптекарь прошел медицинское обследование и рентген. Ёнбин попыталась уговорить отца погулять по центру города. Ким же, дав ей понять, что ему и в мотеле хорошо, не сдвинулся с места.

— Сама иди гуляй.

— Одна? Разве одной интересно?

— Тогда позови с собой жену Джонюна.

На самом же деле Ёнбин упрашивала отца вовсе не из-за того, что ей хотелось гулять, а из-за того, что ожидание результатов анализа было мучительно тяжко и невыносимо.

Сидя у окна, она наблюдала за небольшим садиком, разбитым во дворе мотеля. Рассматривая аккуратно подстриженные садовые деревья и уложенные вручную камни, поросшие мхом, неожиданно она ощутила отвращение к этому искусственно созданному уголку природы. Одновременно Ёнбин охватили недовольство и раздражение из-за своей необъяснимой тревоги.

«И правда, что все уже давно предопределено, тем более день нашей смерти».

Подумав так, она удивилась, с каких это пор она вдруг стала фаталистом, но тут же осознала, что все эти размышления абсолютно бесполезны и даже чужды ей.

«Надо принять действительность такой, какая она есть! Предопределена ли болезнь отца или случайна, до сего дня я лишь была в испытании, которое я должна перенести».

За дверью послышался звук чьей-то осторожной поступи.

— Вам позвонили, — постучав, не открывая двери, сообщила горничная.

Ёнбин быстро встала и, обратившись к отцу, сказала:

— Это, наверное, Джонюн.

Она старалась держаться как можно спокойнее, но лицо выдавало волнение. Аптекаря, внимательно следившего за дочерью, охватило отчаяние.

Ёнбин вышла из комнаты, трепеща от волнения. Взяла трубку телефона, и в этот же момент почувствовала, что ей сковало руки и ноги.

— Джонюн?

— Ёнбин, ты?

— Да, я.

Между ними воцарилось молчание, которое показалось Ёнбин бесконечностью.

— Я видел рентгеновские снимки…

— Что-то не так?

— Рак желудка последней степени. Уже нельзя ничем помочь. Самое большее, сколько осталось, это три-четыре месяца. Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Отцу лучше скажи, что у него язва желудка.

— Хорошо.

— Тебе приходилось переживать и не такое. Мужайся. Обещай, что не будешь плакать.

— Обещаю.

— Тогда давай закончим на этом. Мне бы надо с тобой увидеться.

— Приходи в мотель.

— В мотель не хочу. Подходи к пяти вечера к храму на реке Намган, — сказав это, Джонюн положил трубку.

Ёнбин еще некоторое время продолжала слушать пустоту.

Вернувшись же в комнату, она громко рассмеялась:

— Отец, только что звонил Джонюн, говорит, что у вас язва желудка. Сказал, что следует пропить кое-какое лекарство и вовсе не стоит бояться, скоро станет лучше.

— Да? — уставившись неподвижными глазами в белую стену, только и сказал аптекарь.

— Ну, что вы так сидите, отец?

— Хм, а что?

— Забудьте обо всем. Как только вам станет лучше, мы все вместе — вы, я и Ёнхэ — поедем в Сеул.

Ким грустно усмехнулся.

— Неужели после стольких страданий и на нашу улицу придет праздник? С этого дня все будет хорошо. Так ведь, отец?