Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

«Обо мне думает», — опустив взгляд на мостовую, холодно усмехнулась Ёнбин.

Поезд замедлил ход, заскрипел тормозами и остановился. Послышался шум встающих и вытаскивающих багаж пассажиров. Ёнбин открыла глаза. Красноватый фонарь туманно освещал платформу, все остальное за окном было погружено во мрак. Это был город Тэгу. Освободившийся от многих пассажиров, опустевший вагон выглядел безжизненно. Снаружи на перроне раздавались крики торговцев яблоками, а внутренность поезда в кровавом свете фонаря была пуста и тосклива.

В вагон важной походкой вошли двое мужчин. Оба несли походные сумки и были одеты в пальто с приподнятыми воротниками. Один из них был высокого роста, другой — среднего и в очках. Они поставили сумки на пустые места напротив Ёнбин.

— Тьфу! Смотри-ка, какой назойливый тип, — прозвучал очень знакомый голос.

Ёнбин подняла голову и вскрикнула:

— Вот так неожиданность!

— Ёнбин? Ты? — вскрикнул не менее удивленный мужчина. Это был Тэюн, ее двоюродный брат. — Едешь домой справлять Чусок? — скрывая свое замешательство, спросил он.

— Нет, еду на поминки матери.

— Что?!

— Мама умерла.

— Ко-когда?

— В прошлом году, примерно в это же время, — отворачиваясь, ответила Ёнбин.

— Да? А я и не знал.

— Конечно, откуда тебе знать. Ты же давно с нами не общался.

— Давно? И правда, давно… — Тэюн опустил голову. — В жизни твоей матери были одни страдания, и вот умерла…

Только после этих слов на лице Ёнбин проявились ее истинные чувства. Страдание отобразилось на лице, словно кто-то сильно ущипнул ее.

Присевший рядом с ними мужчина молча наблюдал за происходящим.

— А как дела у Сунджи? У нее все в порядке?

— Что?.. Угу… — глубоко вздохнул Тэюн.

— Твоя мама знает о ней?

Наступила тишина, и только через некоторое время Тэюн заговорил:

— Ах, да. Я не представил, — он повернулся к своему попутчику, — вы не знакомы?

Тот изучающе посмотрел на Ёнбин.

— Познакомтесь, моя двоюродная сестра, Ёнбин. А это, мой товарищ Ган Гык. Желаю, чтобы вы стали хорошими знакомыми.

Ёнбин без всякого выражения на лице поклонилась.

— Я много слышал о вас, — послышался мягкий бас.

Ёнбин пристально посмотрела на мужчину, представленного ей, как Ган Гык. Тот, не отводя глаз, до конца выдержал взгляд Ёнбин. Цвет его глаз был ясен и чист. Но в их холодной глубине скрывались сила и страдание. Ёнбин была поражена этим открытием и перевела свой взгляд на Тэюна:

— А ты разве не в Тонён сейчас едешь? — спросила она брата.

— Нет, не в Тонён.

— А куда же тогда?

— В Пусан…

— В Пусан? А когда же домой?.. Где же ты был столько времени?

— Скитался то там, то сям.

— Матушка очень переживает о тебе. Может, заедешь разок домой?

— На это у меня совсем нет времени, — Тэюн нахмурился.

— Неужели так занят? Хотя великие дела тоже надо кому-то делать… — Её слова прозвучали, как критика.

Тэюн покраснел. Ему было чем поделиться с Ёнбин, но поезд не подходил для таких разговоров, поэтому он усилием воли сдержался.

Ган Гык с невозмутимым видом достал из внутреннего кармана папиросу и закурил. Время от времени, отвечая на вопросы Тэюна, Ёнбин понемногу стала ощущать странное давление со стороны Ган Гыка. Он вовсе не выглядел скучающим или смущенным. Он продолжал сидеть с крайне равнодушным видом, но его присутствие было настолько явно, что его нельзя было проигнорировать в этой странной компании. В сравнении с Тэюном он был несколько грузноват и холоден, но в то же время сдержан и уверен в себе, как спокойное течение большой реки.

…Поезд прибыл в Пусан глубокой ночью.

— Хочешь поехать ночным кораблем? — отойдя подальше от толпы, спросил Тэюн.

— Не знаю… Слишком многим хотелось поделиться с тобой. Хотя мне тяжело говорить об этом… — Ёнбин украдкой посмотрела на Ган Гыка, надвинувшего шляпу на самые глаза.

— Да, нам нужно поговорить. Может, где-нибудь переночуем, а завтра утром поедешь?

— Да как тебе сказать… — несколько помешкав, ответила Ёнбин, — хорошо, а где можно переночевать?

— Пойдем да поищем.

— Лучше пойти на Хэундэ, — заговорил Ган Гык.

— Хорошо, — сразу же согласился Тэюн.

На Хэундэ они сняли две комнаты, поужинали, и Тэюн сразу стал куда-то собираться.

— Не хочешь проветриться? — Его вопрос был адресован не Ёнбин, а Ган Гыку.

— Неплохая идея. — Ган Гык медленно встал.

Это поведение вызвало у Ёнбин сомнения, так как она ожидала, что наконец Тэюн ей все расскажет.

— Ну что? Пошли? — На этот раз Тэюн кивнул головой в сторону Ёнбин.

Ёнбин прошла за ними. Когда они вышли к морю, Ган Гык сказал:

— Я пойду прогуляюсь, а вы поговорите… — Он слегка поклонился Ёнбин и пошел прочь, тяжело ступая по песку.

Ёнбин и Тэюн сели на песок. Море было неспокойно, волны, набегая на берег, угрожающе шумели.

— Странный он человек, — задумчиво произнесла Ёнбин.

— Скорее всего, не странный, а загадочный, таинственный.

— Могут ли люди быть таинственными? — рассмеялась Ёнбин.

— Да, конечно! Ган Гык на самом деле весь окутан тайной.

— Значит, он не революционный борец, а человек искусства? — снова засмеялась Ёнбин.

— Политика и есть большое искусство.

— Пусть будет так.

— Ну ладно, я не о нем… Лучше расскажи все по порядку о Тонёне.

— О Тонёне… Ну да… Смогу ли я пересказать тебе все, как есть? Все, что произошло с нами… — в глазах Ёнбин заблестели слезы. И она тихо начала свое повествование.

То, что она поведала брату, сильно потрясло его. Ёнбин продолжала свой рассказ без единой остановки, словно рассказывала не о своей семье, а о чужой, и остановилась, только дойдя до самого конца.

— Хм…

— Вот и все, — Ёнбин взяла в пригоршню немного песка и сжала его в кулак. Песок был влажным и все еще горячим.

— Да, вы пережили то, чего никому не пожелаешь. А где ж сейчас Ённан?

— Дома. За ней присматривает Ёнхэ. Ей пришлось оставить школу.

— Как жестоко обошлась с вами судьба!

Наступило долгое молчание.

— Вот только отец. После его смерти я уеду далеко отсюда.

— Далеко?