Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— Куда он? — поинтересовался Репнин.

— Может, дорогу разведать… — Неуверенно ответил Барятинский.

— Не похоже… Неужели уйдет? Бросит?

— Поглядим. Целься лучше. А стреляй шагов с десяти, — Федор Барятинский сощурил левый глаз и осторожно поднес фитиль к запалу, — мой — первый, а вы возьмите следующих двоих, — руководил он стрельбой.

Татары, продолжая улюлюканье, почти доскакали до леска, хищно высматривая меж деревьями затаившихся русских воинов. Они слишком поздно заметили направленные на них пищали. Когда раздался залп, то первым сбросило на землю с пробитой пулей грудью вырвавшегося вперед полу сотника, а под двумя другими всадниками тяжело ранило лошадей, и они от жуткой боли, причиненной раскаленным свинцом, взбрыкнув, рванулись, сбрасывая их. Двое сумели вскочить на ноги и кинулись вслед за лошадьми, забыв о засевших в леске русских воинах.

Меж тем князья успели во время небольшой заминки перезарядить ружья и к моменту подхода остальных крымцев встретить их новым залпом. Но на этот раз татары действовали осторожнее и не стали приближаться к лесу ближе, чем на ружейный выстрел. Лишь одна пуля угодила на излете в круп лошади, не причинив ей особого вреда. Крымцы съехались вместе, наблюдая издали за князьями, решая, как без потерь захватить их. Три молодых всадника проскакали галопом на безопасном расстоянии, злобно скалясь и потрясая саблями.

— Ишь, сволочи, живьем взять норовят! — сплюнул на землю Репнин, — Я им живой не дамся. Раз убили их человека, теперь замучат и до обоза не доведут.

— Чего они там затевают? — горячился Колычев, — может, сабли наголо и прорвемся? Не так их и много.

— Тогда уж лучше в лес податься. В поле они нас порубят, стрелами достанут.

— Ха! А в лесу по одному повыловят! Я, как заяц, петлять не собираюсь.

— Куда же Василий делся? Неужели и вправду сбежал?

И каждый их них в тайне думал об этом, но поверить до конца… Нет, не мог человек, деливший с ними пищу и кров, обратившийся к Богу с молитвой, сбежать, бросив их. Вдруг рядом тонко пропела стрела и один из конников судорожно дернулся сползая с коня, схватившись рукой за шею. Татары, ошеломленные внезапностью гибели воина, завертелись на месте, а тем временем другая стрела впилась в лицо еще одному всаднику.

Сколько Федор Барятинский не всматривался в просветы меж деревьями, но не смог увидеть стрелявшего из засады воина.

— Это он, Василий! — крикнул Федор радостно, — двоих уложил!

Татары решили, что засевших в лесу стрелков лучше брать стремительным броском, и поскакали на них, прикрываясь круглыми щитами.

Вдруг по лесу прокатился низкий звук, от которого у каждого живого существа стыла кровь. Так мог выть лишь голодный волк, созывая на пир собратьев, чуя близкую поживу.

— У-у-у… — Неслось из леса.

И вскоре другой голос отозвался с противоположного конца леса, а потом еще и еще затянули заунывную песню, подвывая друг другу. У Федора Барятинского все сжалось внутри. Сколько раз он слышал, стоя на крыльце своего дома в деревне, как где-то в лесу в зимнюю пору воют серые хищники, скликая один другого, чтоб соединив силы, напасть на одинокого путника, без жалости растерзав его, растащить на части по белому снегу, оставив к утру лишь обглоданные кости. Но сейчас, в начале лета, как могут волки подойти так близко к людям?! Нет, тут что-то не то…

Не только князья услышали жуткий волчий вой. Достиг он и татар, заставив и их вздрогнуть. Если люди могли перебороть в себе страх, то кони, замедлив шаг, замерли, прядая ушами, сбились в кучу и, не повинуясь поводьям, кинулись от леса, от злобного, жуткого, преследующего их волчьего воя, пытаясь сбросить с себя всадников.

— Бегут! Гляди, бегут татары! — радостно закричал Петр Колычев.

Затрещали ветки и к ним подбежал разгоряченный Едигир, крикнув:

— За ними! Пока не опомнились — гнать надо! — и первым побежал к своему мерину, испуганно перебиравшему ногами.

— А как же волки? — удивленно крикнул вслед ему Алексей Репнин, — они где?

— Не бойся, волков не будет, — улыбнулся Едигир и сложив губы трубочкой, негромко воспроизвел низкий звук, так напугавший всех. Его мерин, услышав исходивший от хозяина волчий вой, едва не упал на колени, задрожав всем телом.

— Вот оно что… — Репнин был явно разочарован, — А я-то и впрямь думал, будто ты волков вызвал из леса…

— А ты разве не слышал? — спросил уже забравшийся в седло Федор Барятинский. — Кто из соседнего леска отвечал?

Они проехали, не останавливаясь, мимо убитых крымцев, и Федор брезгливо кривя губы, тихо сказал:

— Первый раз человека убил…

— Может то я попал? — запальчиво крикнул Колычев. — Какая разница кто. Лучше было, если бы они нас прирезали тут?

— Да я не о том, — Федор был необычайно задумчив и первые легкие морщинки прорезались на его высоком лбу, — ведь я человека жизни лишил… То вправе только Господь Бог делать…

— Ладно, умствовать, — к Колычеву враз вернулось доброе настроение и он возбужденно посверкивал своими васильковыми глазами.

— Не догнать нам их уже, — проговорил Едигир, вглядываясь в темнеющие вдалеке спины крымцев, — может и к лучшему. Куда едем?

— К нашим надо под Рязань пробираться, — ответил за всех Барятинский.

Об осаде и взятии приступом вражеского укрепления

Осаде укрепления предшествуют действия для ослабления врага. У врага, запертого в укреплении, следует уничтожить посевы и прекратить доступ продовольствия и подкреплений. Следует принять меры для охраны своего лагеря. Затем следует окружить врага рвами и стенами, испортить воду у врага, выпустить воду из его рвов или завалить их. Массивные оборонительные сооружения следует уничтожить при помощи машин. Заманив врага к воротам, где можно произвести вылазку, следует уничтожить их посредством конницы.

Поймав соколов, кобчиков, галок, сов и голубей, следует привязать к их хвостам воспламеняющиеся вещества и пустить во вражеское укрепление.

Из древнего восточного манускрипта

Боярин Алексей Данилович Басманов удалился в вою вотчину вместе со своим сыном Федором Алексеевичем не только для присмотра за хозяйством, но и по причине более важной для него. Будучи уже в солидных летах, имея немалый воинский опыт, отличась в глазах государя при взятии Казани, удержал крымцев на Судбищах, когда против одного русского явилось по десять татарских всадников. Потом с Ливонией повоевал, взяв приступом Нарву. Опять ходил в Дикое Поле отбивать крымцев. Вместе с Иваном Васильевичем Полоцк брал. Успел и в самом Великом Новгороде наместником побывать. При царском дворе не последний человек… В окольничие пожалован… Его советы царь теперь слушает с тем же вниманием, что некогда к Адашеву прислушивался. Он первый заговорил, первым мысль подал Ивану с Москвы на время съехать и в Александровой слободе обосноваться, бояр к ответу призвать. Он же присоветовал войско отдельное завести, обособив его от прочих. Уж потом царь намекнул, мол, хорошо бы с боярами разойтись как с неверной женой, но как сделать то сподручнее. Вместе думали и надумали назвать царские земли и людей на них опричными, отдельными, значит, от других земель. Дале он царю был не нужен. Потому и попросился от двора, указав на нездоровье, надобность раны подлечить в усадьбе, в тиши.