Все, кого мы убили. Книга 1 - Олег Алифанов

Дней за пять до того, как нам отправиться в путь, пришло-таки письмо от Прозоровских. Оно совершенно не оставляло надежды, показавшись даже немного надменным. Лишь трепетные искорки золотого песка скрашивали его сухость, да и то теперь это казалось мне продиктованным простой практичностью, а не тайным намёком.

В письме описывались далёкие и ненужные мне греческие события, и словно вторя ему, пришедшее с тем же кораблём послание от родных моих полнилось событиями польскими и французскими. Куда-то проскакал везучий Паскевич, откуда-то отбыл преданный до самозабвения граф Орлов. Водовороты событий бурлили везде, только не в затхлой комнате посреди унылого Леванта, наполненного до краёв красноватыми и бурыми оттенками скуки.

Казалось, нет края спокойнее Востока, некоторые мелкие распри, больше напоминавшие междоусобицы родственников лишь подчёркивали общий мир и покой. Я чувствовал себя на задворках ойкумены. Коросту унылой патриархальности виделось невозможным вскрыть никакими событиями. Впрочем, я знал, что такое впечатление обманчиво, и без отдыха дымящий трубкой ленивый житель схватится за оружие и исчезнет в Антиливанских горах по первому же призыву своего клана.

А ещё спустя дня два одетый чуть не бедуином Артамонов взбежал ко мне, не на шутку встревоженный, и сообщил, что видел Россетти на пороге французского консульства. Я спросил о его решении, и по замешательству понял, что он боится идти на окончательный разрыв. Он просил совета, я воздержался, поскольку считал общение с людьми круга Этьена Голуа опасным до крайней степени, и соратники его, коих никто из нас и в глаза не видел, уже могли следить за нами, оставаясь незамеченными. Исчезновение хотя бы на время я счёл благом, но бегство считал ниже своего достоинства. Прохора послали на базар выбрать хорошее ружьё и добавить к имевшимся запасам пуль. В остальном мы лишь больше поспешали с приготовлениями и сборами, а Владимир покинул свою квартиру, и две или три последних ночи провёл неизвестно где, из чего я сделал вывод, что страх его совсем не напускной.

Вечером ко мне постучался Беранже, и я вынужденно впустил его. За недостатком места в комнате, заставленной всяким дорожным скарбом, мы расположились на террасе, и я посетовал, что не могу угостить его вином. Он столь же едко вторил мне, что сожалеет, что не нанёс визит раньше, ибо вернулся только сейчас. Это показалось мне более чем странным.

– Скоро же вы обернулись, – сказал я.

– Я успел даже заглянуть в Константинополь! – ответил он не без гордости, и в свой черёд спросил: – Да и вы, как я погляжу, не сидите на месте.

– О, да! – воскликнул я, сколь мог приветливее.

– Уезжаете?

– Да, – кивнул я и замолчал, не мигая, глядя на него.

– Надолго? – вопросил он спустя некоторое время, не дождавшись моего продолжения.

– В моих делах ничего не известно наверное, – развёл я руки и улыбнулся губами.

Я сразу же пожалел о своём многословии, мне следовало продолжать избранную ранее манеру и дальше. Всё время разговора Беранже нервно стискивал ладони, и мне казалось, что одна его рука сдерживает другую с тем, чтобы обе они не вцепились мне в горло.

– Куда же следуете? – едва сдерживая крупную дрожь, процедил он.

Я не сомневался, что от консула в Дамаске у него имеется донесение на мой счёт, ибо довольно тесная дружба всех европейцев в Леванте имеет некоторые известные пределы, и все следят за остальными, утоляя любопытство не из одних лишь досужих сплетен.

– В Сидон, – ответил я и тут же добавил: – Нет, в Адану. Простите, лучше – в Дамаск. Свобода выбора так велика, а цели столь заманчивы, что я затрудняюсь с решением.

После такого отпора он обязан был покинуть меня, но нечто важнейшее этого – то, ради чего он явился, заставляло его проглотить пилюлю.

– В сказках «Тысячи и одной ночи» есть персонаж, отправившийся на все четыре стороны. Не опасаетесь повторить его участь?

– Судите сами, – ответил я спокойно на его выпад, продиктованной попыткой заставить меня приоткрыться. – Чего бы мне опасаться севера, откуда я родом? Туда всего неудержимей рвётся моя душа. В отличие от юга, куда, к теплу стремится моё тело. На Востоке я и так сейчас нахожусь, а на западе – нежность вашей дружбы, господин полковник. А почему вы вдруг вспомнили сказки?

Неожиданно он сменил выражение на улыбку и вытащил из кармана прелестную куклу арабской работы, изображавшую Ала-ад-Дина.

– Мы здесь собираемся ставить любительский спектакль марионеток, хотел пригласить вас… Впрочем, раз вы не участвуете, тогда примите просто как подарок. – Он надел на пальцы петли и подёргал рукой фигурки. – Как забавно, не правда ли? Если бы он хотел подать мне сигнал, как бы он мог это сделать? Поднять руку к небесам – ничтожно, нить провиснет, и божок, играющий им, ничего не узнает. Остаётся дёрнуть вниз, туда, где как кажется многим, располагается ад. Иногда я думаю, не в этом ли весь грех Адама? Достучаться до небес он не сумел, дёрнул посильнее вниз и оборвал все нити разом. Мир в ад не рухнул, а вот человек – не сорвался ли! Оставляю вам на раздумья. Собственно, я к вам по делу, – усмехнулся он и вынул из кармана пакет, в котором я обнаружил новый фирман на своё имя, ещё сильнее расширявший мои полномочия, за что с неохотой откланялся в его адрес. – Какую бы сторону на земле султана вы ни выбрали, фирман сей сможет охранить вас. Но важно и другое – чью сторону вы изберёте.

– Общество моё обеспечивает меня жалованием и прочим необходимым.

– Не этим ли? Оттуда у вас эта копия? – он извлёк искажённый список скрижали, некогда данный ему мной.

Я пожал плечами и молча повернулся, чуть разведя руки, обратив его внимание в комнату, заваленную стопками рукописей и кучами свитков. Он едва кивнул, но пожелал уточнить, где находится оригинал, ибо, по его мнению, снимавший копию мог ошибиться.

– Оригинал представлял собой камень, – ответил я.

– Вы лично обследовали его?

– Разумеется.

– Держали в руках? Или созерцали в витрине музея? – И поскольку я молча нахмурился, он предпочёл объяснить свою настойчивость: – Переписчик или… художник невольно мог допустить неточность. Могу ли я взглянуть на него? – он упёр взгляд в пол.

– Увы.

Он прошёлся взад и вперёд, прежде чем, отвернувшись, выдавить нелёгкое:

– Почему же?

– Неимением оного.

– Вы говорите о камне, а я о художнике, – выдал он.

– В таком случае вы на него уже смотрите, – отчеканил я без промедления, хотя он озадачил меня не на шутку.

– Это несущественно, – ледяным тоном ответил он. – Я хочу знать вот что: зачем вы дали мне эту копию, в то время как являетесь обладателем сотен других источников – и подлинных? Не для того же, чтобы я помог вам получить некую награду того Общества, от которого и без того получаете немалые средства?