Аверс - Широков

потихоньку устремляясь в город или в ближайшую забегаловку перекусить.

Максим столкнулся с совершенно невообразимым препятствием. Он в немом изумлении смотрел на Аркадия, устроившегося на заднице возле холодильника, куда его приземлил Белый, как только ворвался в дом и добрался до кухни. По-хорошему Аркадия следовало прямо теперь везти в ближайший лесок, прикопать его бездыханное тело и забыть навсегда. Такие проблемы, как он, наиболее эффективно решались летальным способом. Бояринов мог, он не святой и спать хуже не станет.

Только ведь Аркадий нижний.

Максим не ошибался. Человеческий род ему не нравился весь целиком, без разницы старики, дети, женщины или мужчины. Единственное исключение — нижние, неважно какого они пола и возраста, определились со своим статусом или вообще о нем не догадываются, он вычислял их немедленно и никогда не промахивался. У него сердце начинало подтаивать, истекать нежностью. И хотя завладеть он желал далеко не каждой, но помочь, защитить, поддержать всякого.

Нижним вредить нельзя. Убить нижнего — такое в кошмаре только может присниться, в самом страшном, от которого просыпаешься в холодном поту и с безумно колотящимся сердцем. Что бы Аркадий не сделал, Максим способен найти для него оправдание. Люди, склонные к садомазохизму, обычно имеют потребность получать боль и причинять ее одновременно. Важно правильно выбрать свой путь и Аркадий, очевидно, не справился. Поэтому так все плохо сейчас. Надо решать, но у Бояринова язык не поворачивался отдать своим ребятам приказ. В кармане завибрировал телефон, мужчина поморщился, но потянулся к трубке, отодвигая неизбежное хотя бы на разговор. Глянул на экран, принял вызов и удивленно спросил:

— Полковник?

— Я, — подтвердили на том конце. — Чем занимаешься?

— Пока ничем, — уныло признал Максим.

— Тут такая история. Помнишь мы человечка искали? — служитель правопорядка тщательно избегал деталей, выражался предельно туманно. — У меня дел по горло. Со мной связались сослуживцы из Москвы, у них убийство громкое, мужик жену завалил и двух ребятишек, маленьких совсем.

— Да ты что? — поразился Бояринов, искренне переживая за Аркадия.

— Так вот. Отдай, а? Зачем тебе? Ему и так уже все, — очень аккуратно, без малейших приказных интонаций вежливо попросил начальник из убойного.

— Забирай, — думал Максим не долго и испытал стыдное облегчение, ему самому делать ничего не придется.

— Я своих архаровцев к тебе разверну, — обрадовались на другой стороне. — Подожди немного.

— Жду, — рыкнул Бояринов, возвращая смартфон в карман.

Впрочем, бездеятельным он не остался. Он видел не хуже Льва, как прижимает к груди плохо перевязанную невразумительной тряпкой правую руку, пересохшие губы и в целом лихорадочный вид.

— Белый сходи за водой и аптечку принеси, — коротко велел он, присаживаясь рядом с Аркадием на корточки и потянувшись к его перемотанной руке.

Неудачливый похититель постарался отодвинуться от него, отталкивая левой рукой, с ходу заработав крепкий профилактический удар в челюсть. В голове вспыхнуло маленькое солнце и погасло, настолько впечатляющим оказался.

— Отвяжись от меня, пижон, — сопротивлялся Аркадий.

— Еще раз огрызнешься, зубами подавишься, — пришпилил его к земле голосом и взглядом Максим, словно коллекционную бабочку английской булавкой к бархатной подушке.

Аркадий вдруг утратил всю борзость, она вытекла из него газом из воздушного шарика, он обмяк и больше не трепыхался. Максим завладел его рукой, развязал и осмотрел рану, казалась страшнее чем есть, кожа содрана, в одном месте глубоко. Залил перекисью, постаравшись промокнуть потеки засохшей крови, перебинтовал практически профессионально. Заставил напиться воды из принесенной бутылки. Аркадий сделал пару глотков и отставил ее рядом с собой.

— Допей до конца, — настаивал Бояринов, глядя на него с беспокойством. Он прекрасно знал систему и понимал, что в ближайшие сутки, а то и двое Аркадий будет лишен элементарных человеческих условий: воды, еды, туалета, возможности поспать, умыться.

Аркадий его послушался, выхлебал до конца.

— Теперь ты будешь меня убивать? — спросил, скривив бледные губы в подобии жалкой улыбки, поднимая на поднявшегося во весь рост Бояринова воспаленные глаза.

— Не буду, — твердо пообещал мужчина, снова переживая волну облегчения.

Лекций он Аркадию не читал, не высказывал свое отношение к его поступкам, не считал нужным. Жизнь Аркадия сильно изменится, навсегда, парень вполне обойдется без его ценного мнения. Прибывшие оперативники первым делом одели на Аркадия наручники и поволокли его на улицу. Максим с охраной вышел следом, видел, как Аркадию поставили подножку, и он упал, сильно приложившись поврежденной рукой. Натура рванула вперед, на выручку. Максим остался на месте, прикрывая глаза. Он прекрасно понимал, что Аркадий заслужил, его несчастья лишь начинаются. Но знать умом и чувствовать совершенно разные понятия, совсем отключить эмоции ему не под силу.

В свою машину сел на заднее сиденье, предпочитал рулить, но не теперь. Длинный день, он гнал Аркадия, как борзая лисицу на охоте по свежему следу. Догнал, глупая оказалась лиса, непредусмотрительная, а он нигде не ошибся, сильно устал, нужно домой, под контрастный душ и в кровать.

Глава 25. Вина

Ника не осталась в больнице, она цеплялась за Льва, позволив себя осмотреть врачам после долгих уговоров и с условием, что он останется в кабинете. Она повторяла снова и снова, что хочет домой, не останется, жалобно просила себя не бросать. Ее повреждения требовали внимания и ухода, но не госпитализации. Ей вкололи успокоительное, врач все же собирался придержать ее на несколько дней, но под давлением Льва признал: можно лечиться дома. Выписал кучу лекарств, тут же доставленных из аптеки.

Смело и хитро защищающаяся от Аркадия девушка в присутствии Льва превратилась в полноводный ручей, даже три ручья, плакала, не останавливаясь, и жалась к нему. Начала затихать, когда добрались до квартиры. От врача Лев знал, что Нике чудом удалось избежать самого страшного — изнасилования. Ему интересно откуда вообще взялся Аркадий в их жизни, спрашивать с нее сейчас слишком жестоко. Ника постоянно просила и жадно пила воду, на вопрос про еду, отрицательно мотала головой, желудок сжался в камень и принимать пищу не способен. Слабое успокоительное постепенно теряло действие. И пережитый кошмар поднимался во весь рост, нависал над ней, распахивал кожистые крылья, заполоняя собой мир вокруг. Находящийся при ней неотлучно Лев не знал, чем помочь. Ника сильно испачкалась в багажнике и потом в подвале, одежда превратилась в грязные, порванные тряпки. Он боялся ее раздевать, боялся отвести в ванну и выкупать. Поймал себя на том, что сопереживание к девушке скорее вредит ей, чем помогает. Встряхнулся и решительно начал приводить ее в порядок, малышке так станет легче, нечего медлить.

Повел ее в ванную комнату при когда-то выделенной спальне, оставшейся совершенно бесхозной. Здесь