Аверс - Широков

Лев обхватил ее за талию и посадил к себе на колени. Нахмурился, не понял, что за штука на ней надета под платьем. Хотелось посмотреть. Так и не уяснив для себя можно ли задирать ей юбку, решил пойти другим путем, заглянуть сверху. Ника сидела у него на коленях совершенно спокойно, не возражая. Быстро разобрался с застежками на платье, они шли спереди, целый ряд мелких пуговиц. Заинтриговавший его корсет, открывшись взору внимания не удостоился. Лев обожал женскую грудь. Красивые полушария Ники обрамлены, сжаты и приподняты тончайшим слоем ткани и жесткими косточками, образуя глубокую ложбинку между собой. Терновский застонал и засунул в нее язык, вылизывая нежную, сладко пахнущую любимыми духами кожу до ключицы. Ника влажно вздохнула и подалась к нему поближе. Корсет зашнуровывался сзади, но спереди имелись крючки, тоже частым рядом, почти впритык. Мужчина начал их размыкать. Нике требовалось выдохнуть, чтобы позволить ему эту вольность. Стоило добраться до пятого по счету, груди выпрыгнули на волю, практически в жадные руки Льва. Он прижался к соскам губами. Рванул, не имея больше сил сдерживаться, ткань затрещала.

— Нет, не рви, — капризно надула губки девушка. — Мне его сшили на заказ и платье жалко.

Лев высверкнул на нее властным взглядом, требующим немедленно покориться, но установку принял. Оттолкнулся от стола, ножки стула проехались по полу на полметра, поставил ее на ноги, между своими раздвинутыми бедрами и начал сноровисто разбираться с застежками. Избавиться от платья пара пустяков. Ника осталась в одном корсете, совершенно доступная снизу и сверху. Неширокие оборки черных кружев по краям корсета даже не стремились прикрыть ее попку или высвобожденную грудь, служа не больше, чем обрамлением. Повертел ее перед собой по кругу, вообще не спрашивая, справляясь самостоятельно. Вещица мужчине понравилась, собственно, снимать ее нет никакого смысла, прикрывала она только талию.

— Красиво, — оценил Лев, не стесняясь проявившейся в голосе хрипотцы. — Закажи еще, самых разных.

Ника прикрыла глаза, другие ей не понадобятся. Лев ее отпустил и шлепнув по попе, велел:

— Проводи меня в спальню.

Девушка пошла впереди, через три шажка осознав для чего он ее отправил первой и куда смотрит прямо сейчас. Ника покраснела и стала ступать более плавно, покачивая бедрами, пусть насмотрится вдоволь. Лев нагнал ее у дверей в спальню, подхватил на руки и дальше понес на руках. Ника заранее расстелила постель и зажгла в спальне свечи, расставив их на полу, комоде и подоконнике. Терновский опрокинул ее на кровать на спину. Смотрел не отрываясь, сдергивая с себя одежду не глядя, отвернулся только на секунду, покосившись на свечи и стал бросать снятые шмотки строго себе под ноги. Пожар им ни к чему. Потом подхватил ее под ягодицы, его ладони буквально прилипли к попке, в каждой по половинке и убрать он их не мог, не хотел. Приходилось действовать губами, ловить ее рот, целовать, посасывать соски и беспомощно тыкаться напряженным членом между ее ног, специально не попадая куда нужно и тем самым доводя ее до исступления. Ника нетерпеливо металась под ним, вспомнила что у нее руки как раз свободны и направила в себя. Отзывчивый Лев не стал ее дольше томить, медленно вводя до основания и толкаясь по совсем неширокой амплитуде, почти не вытаскивая. Как же он хорош, девушка пробежалась пальцами по его спине, на которой играли напряженные мышцы, выдавая насколько он поглощен и сосредоточен на своем занятии, до самых подтянутых ягодиц. Лев совсем не мягкий, наоборот твердый, литой, настоящий поймавший ее хищник только вместо того, чтобы рвать нежит в своих сильный объятиях. Она выгнулась в спине, плотнее прижимаясь к нему бедрами и сладко вскрикнула, кончая. Она его никогда не забудет, самый лучший на всю ее жизнь.

Утром она пожарила ему яичницу, такую же, про которую он ей рассказывал однажды в самом начале почти в шутку. У нее отлично получилось, постоянные тренировки дали о себе знать. Восхищенный, откровенно избалованный женской заботой Терновский улыбался в квартире и продолжил, сев в машину, ничего не могло испортить его отличного настроения.

Закрыв за ним дверь, Ника вытащила из гардеробной маленькую спортивную сумку с ней она сюда приехала. Собрала самые необходимые и практичные вещи, ей было стыдно их брать, все они куплены Львом, но какой еще есть выход. Туда же сложила документы и маленькую сумму наличными, оставила на видном месте свой новенький сотовый телефон, банковскую карточку, записку. Отыскала подарочную коробку от браслета и, обливаясь слезами, долго раскручивала винтики, толком не попадая в необходимую выемку. Ей казалось кощунством снимать его с себя лично, без разрешения и ведома Льва, она не имела права, но забрать его с собой слишком похоже на воровство. Кинулась к выходу, повернула один из замков, замерла, бросила сумку на пол и пошла снова в спальню в гардеробную. На его половине, уткнулась носом в его любимый пиджак, обняла обеими руками. Зашлась совсем беспомощными рыданиями, так плачут только в детстве, без возможности прекратить. И все же разжала руки, мимо консьержки шла, низко опустив голову, скрывая расстроенное лицо.

Глава 26. Настоящее

Лев Николаевич Терновский не посещал рабочее место второй день подряд, без всякой уважительной причины, заранее не предупредив и вообще не отвечая на звонки и сообщения. Бояринов выждал около полутора суток и заявился лично, давно подкупленные консьержки сдали Терновского еще вчера, достоверно известно, что из квартиры он не выходил. На вежливый короткий звонок в дверь никто не отреагировал. От Максима так просто не избавиться. Он вдавил кнопку до упора и уже не отпускал. Мелодичные перезвоны на второй минуте начали здорово давить на мозги. Прошло еще минут пять, прежде чем дверь открылась. В проеме стоял и покачивался совершенно пьяный Лев, смотрел исподлобья, явно посчитав настойчивость поводом для драки. Бояринов, не спрашивая, вошел, сильно толкнув Терновского плечом. Того покачнуло сильнее, едва успел за полку зацепиться и не упасть.

— Водяру жрешь? А че один? — нагло протянул Бояринов, дальше коридора не продвигаясь, бросая пронзительные взгляды вглубь квартиры, девушка Терновского не появлялась. — Где Ника?

Лев собирался хорошенько врезать Максиму. Вперся, толкается. Последний вопрос сбил его с воинственного настроя и вернул в нынешние реалии, стало снова паршиво на душе.

— Ушла от меня, — едва ворочая языком, признался он. — Убежала.

— Ну ты, долбоеб, отвечаю, — перешел на полузабытый дворовый сленг возмущенный Максим и пошел по направлению к гостиной.

Собственно, в ней на журнальном столике накрыт простенький стол. Закуска в виде нарезки, явно добытая