Мама, мама - Корен Зайлцкас

– Виола, иди в свою комнату, – приказала Джозефина. – Я не позволю тебе расстраивать Уилла.

– Я ничего не сделала Уиллу! Серьезно, что я ему сделала? Пап, не хочешь меня поддержать?

– Вайолет, чему тебя учили на собраниях – всю неделю, снова и снова? Ты больна настолько же, насколько больны твои секреты.

– Боже, пап! Это не связано с твоей чертовой болезнью!

– Да уж, Виола, – сказала Джозефина с внезапным хладнокровием. – Мы очень по тебе скучали. Мы определенно скучали по всему этому. Иди в свою комнату. Убирайся отсюда сейчас же. Даже не беспокойся о своей тарелке. Я видеть тебя не могу.

Вайолет легла в девять и провела следующие три часа с открытыми глазами, глядя на разорванные палочки цифр на прикроватных часах, а ее мысли бегали по кругу. Она слышала, как мать разговаривала тихим недовольным голосом, пока чистила Уиллу зубы. Вайолет все ждала, что кто-то осветит ее комнату фонариком, чтобы убедиться, что она дышит, как это было в больнице, – но она была совершенно одна со своими сомнениями и нарастающим страхом. В половину первого она прокралась вниз по темному дому и стащила отцовский фонарь с креплением на голове. Воровство теперь не имело значения. Теперь уже ничто не имело значения. Что бы ни произошло этой ночью, Вайолет разрывала семейные узы. Она всегда думала, что неприязнь матери – это приговор, близкий к смертному, но теперь он казался везением. Она не разделяла массового психоза или магического мышления своей семьи. Она свободно искала ответы и хотела найти их, как бы безумна ни оказалась правда.

В каком-то смысле благодарить за это стоило ее работу на ферме. Миссис Ди учила ее, что, ухаживая за растениями, необходимо обрезать все больное, мертвое или травмированное. А Херсты были всем этим. У Вайолет не было никакой надежды выправиться, пока они подавляли ее.

Велосипед Вайолет оторвался от земли, когда она сделала крутой поворот вниз к полям Малой лиги, и на секунду она испугалась, что потеряет контроль, поскользнется на гальке и свалится на заколоченный киоск с хот-догами, где она часто бывала, когда Уилл еще ходил в школу и играл в бейсбол. Но этого не случилось. Ее шины успешно приземлились на дорогу, и, тормозя, она проехала мимо бейсбольных полей, туда, где площадка для отдыха переходила в ручей.

Ночь была ясной, полная луна начала убывать, а руки Вайолет одеревенели от холода. Сойдя с велосипеда, она подышала на пальцы и решила прикурить последнюю из сигарет Эди. Судя по часам на телефоне, Вайолет приехала на десять минут раньше, поэтому она выключила фонарь и пошла на звук льющейся воды в сторону редко растущего леса.

Из-за дождей уровень воды в ручье был высоким. Она полностью покрывала камни, на которых летом они с Имоджин любили читать и курить травку, а Финч в это время обычно кружил на плоту ниже по течению, получая, как он это называл, «загар тороида»: он обгорал весь, за исключением ягодиц и задней части ног. Она попыталась утешить себя мыслью, что видела своих друзей не в последний раз. Так или иначе, впереди будет еще много летних купаний в ручье, спутанных волос, чудаковатой сплавной обуви. Она не обязана отказываться и от работы на земле: от грязи под ногтями и той особенно приятной боли в глубоких мышцах после прополки сорняков и вскапывания грядок.

На противоположном берегу, где-то на холме, залаяла собака, и Вайолет вздрогнула.

Пропасть в ее желудке разрасталась. Взглянув на часы, она увидела, что было уже две минуты второго. Ее тревога переменилась. Теперь она боялась не того, что может произойти, – она боялась, что ее продинамят. Что, если никто не придет? Что, если она простоит несколько часов на жутком холоде только для того, чтобы потом поехать обратно? Что, если ей навсегда останется лишь гадать, где же Роуз на самом деле?

Пес снова разразился бешеным лаем, а Вайолет увидела сквозь деревья свет фар. Она затушила сигарету и тихо пошла на него, надеясь, сохранив дистанцию, взглянуть на машину. Но ей не пришлось вглядываться. Она услышала шум работающего двигателя, а затем и звук автомобильной стереосистемы. Эта музыка была ей хорошо знакома: пятнадцатый струнный квартет Дмитрия Шостаковича. Подойдя ближе, в освещенном изнутри салоне машины она увидела лицо своей матери. Она запихивала велосипед Вайолет на заднее сиденье.

Вайолет, мягко ступая в конверсах, смогла незаметно подкрасться сзади и дернуть за заднее колесо. Руль врезался в торс Джозефины, и на мгновение она оказалась зажатой между велосипедом и открытой дверцей машины. Вайолет потянула сильнее, и велосипед упал боком в грязь, громко царапнув бок машины ручкой тормоза.

Долю секунды Джозефина выглядела испуганной, но затем ее лицо вновь нырнуло за привычную лишенную выражения маску. Это было лицо, которое не менялось никогда – ни от возраста, ни от мудрости, и уж точно не от сомнений.

– Я знаю, что ты задумала, Вайолет. И я не могу позволить тебе сделать это. – Ее голос был таким же спокойным, холодным и властным, как всегда. – Мы можем исправить наши отношения. Сегодняшний день позволил мне осознать это. Мы провели хороший день, не так ли? Разве он не доказал, что мы можем разговаривать, смеяться и наслаждаться обществом друг друга?

Вайолет хотелось сказать, что она никогда не видела, чтобы ее мать смеялась не над кем-то. Она никогда ни с кем не разговаривала – она выговаривала, или заставляла людей произносить то, что ей хотелось услышать, загоняя слова им в рот, словно кляп.

– Я не хочу отношений, мам.

– Вайолет, ты не можешь жить с Роуз. Просто не можешь.

Похоже, ее мать спланировала эту сцену, и все, что оставалось Вайолет, – разрушить ей всю игру. Это был момент, которого Вайолет страшилась и который преследовал ее с тех пор, как она нашла тот лист бумаги на столе матери. Каждая мышца ее тела сжалась. Она почувствовала дрожь, словно электрический разряд пробежал по холодному осеннему воздуху, и ей потребовалась минута, чтобы осознать, что этот животный крик издавала она сама.

– Да, я не могу с ней жить! – визжала она. – Я не могу с ней жить! Разве не так? И мы обе знаем почему!

– Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Ты снова спятила, сумасшедшая девчонка? Ку-ку? – Она закатила глаза и покрутила пальцем у виска. – А теперь садись в машину. Мы едем домой.

Вайолет покрепче сжала в кармане сотовый.

– Я никуда с тобой не поеду.

Она придвинулась ближе, и Вайолет инстинктивно попятилась.

– Вайолет, я твоя мать. И ты будешь делать то, что я скажу.

Вайолет нажала кнопку вызова на своем телефоне и поднесла его к уху.

– Вайолет, убери телефон. Я предупреждаю тебя. Кому ты звонишь? Я задала тебе вопрос.

Вайолет подняла руку. Просто подожди. Когда на линии раздались гудки, она ответила с нескрываемым сарказмом:

– Я звоню Роуз. Давай подождем и посмотрим, что произойдет, когда я дозвонюсь Роуз.

На секунду воцарилась тишина, и Вайолет подумала, что она все неправильно поняла. Она подумала, что, может быть, она действительно сумасшедшая, что у нее паранойя, шизофрения или биполярка. Она была уже почти готова позволить матери погрузить велосипед обратно в машину, когда услышала тихий звонок на переднем сиденье.