Цветы подо льдом - Джин Росс Юинг

– Вероятно, мы должны добавить его в наш перечень, – сказала Кэтриона. – Восьмой грех. Я им страдала. Когда я приехала в Лондон, то тоже была любопытна, как и все прочие.

Доминик тотчас повернулся к ней.

– Не как все прочие, Кэтриона.

Она опустила голову, чтобы не видеть огонь в его глазах.

– Вот что я думаю, Доминик Уиндхэм. Вы должны вернуться в Лондон и забрать с собой ваших друзей и их ребенка.

Доминик стоял неподвижно, лицо его побледнело.

– Эндрю – не мой сын, Кэтриона. Розмари никого не принимала, кроме своего мужа. Лорд Стэнстед был у нее в Эдинбурге, и ребенок был зачат как раз в то победное лето. Мы с Розмари никогда не были любовниками. Ради Бога, не думайте обо мне так плохо. Разве бы я совершил предательство по отношению к своему другу?

Было ли ее беспокойство продиктовано только этим обстоятельством, или оно возникло потому, что наконец выяснилось, кто такой Эндрю? Неужели, поскольку теперь она не может спасти долину, им придется расстаться?

– Я вам верю. – Кэтриона подняла голову. – В самом деле верю. Но если Эндрю – сын лорда Стэнстеда, то оба ребенка – внуки Ратли! Эндрю унаследует титул, а Томас – Глен-Рейлэк. Это то, чего я больше всего боялась. Смерть Флетчера ничего не меняет – Ратли назначит нового управляющего, и люди будут изгнаны из долины. Я только зря отняла у вас время и силы.

– Однако я пока еще не сложил оружие, – упрямо сказал Доминик. – И хотел бы, чтобы вы мне верили, черт подери!

– Верить? В чем? – гневно воскликнула Кэтриона. – Невозможно предотвратить неизбежное!

Он должен уехать, снова подумала она, и не растрачивать себя, как странствующий рыцарь из легенды! Глен-Рейлэк умер, как и их будущее. Так почему не принять то, что уже предопределено свыше, и не уехать? У нее больше не было сил оставаться с ним.

– Что вы собираетесь делать?

– Я еще сам точно не знаю, – сказал Доминик уже мягче. – У меня есть некоторые соображения; надеюсь, все теперь получится.

– Какие соображения? Разве вы можете изменить ход истории? Я кое-что видела, когда приехала в Англию. Паровой двигатель. Мельницы. Заводы с горнами до неба. Их огни горят, как разверзшиеся пасти ада. Уничтожить все старое так же легко, как ребенку порвать истлевшие простыни. Шотландские горцы – одинокий народ, и он принадлежит прошлому. В этом новом веке нам нет места.

Доминик оперся рукой о каминную полку.

– Значит, теперь вам все безразлично, кроме одного – чтобы старая жизнь осталась неизменной?

– Почему нет? Но только все равно в этих холмах не останется ничего, кроме эха от клича овечьих пастухов и треска охотничьих ружей. Вы часть новой эпохи, Доминик Уиндхэм, и часть того класса, что придет сюда опустошить долину, а потом будет стрелять здесь шотландских куропаток. Так что уезжайте и оставьте нас в покое.

Кровь разом отхлынула от его щек, зато глаза мгновенно загорелись огнем.

– Я уеду, но есть еще один вопрос – он касается лорда и леди Стэнстед, а также Эндрю.

Кэтриона содрогнулась. Внутри что-то оборвалось, подобно шарфу, разорванному ветром.

– Но это же вы... Разве нет? Это вы им помешали! Вы не дали им создать семью, потому что не могли ничего с собой поделать и очаровали жену вашего друга, как в той сказке с принцессой у скалы. Она так и осталась околдованной и крепко привязанной.

– Возможно, вы правы. – Левая рука Доминика неожиданно вцепилась в каминную полку, затем соскользнула, и он рухнул на пол. Кровь, пропитавшая повязку на ране, окрасила манжету его рубашки.

Кэтриона быстро вытащила свой носовой платок и туго обмотала его ладонь, пытаясь остановить кровотечение. Потом она схватила с кресла подушку и подсунула ему под голову, ощутив под пальцами мягкий шелк его волос. Не она ли мыла эти светлые золотистые волосы и сушила их полотенцами, рыдая над ним? А сейчас, когда он так страдает, она ругала его, потому что не знала, как еще добиться его отъезда.

Теперь Доминик лежал перед ней с раскинутыми руками, беспомощный, как ребенок; в его безупречно очерченном лице как в зеркале отражалась волшебная красота мифических героев. Он очаровал ее, этот безумный англичанин, и оставил незаживающую рану в ее сердце, чтобы она увезла ее с собой в Новый Свет.

Кэтриона обвила его плечи руками и, положив голову ему на грудь, услышала, как бьется сердце – в его ритме ей почудились старинные мелодии моря. Она рыдала, уткнувшись ему в пиджак, увлажняя слезами манишку его сорочки, браня себя за бесчувствие и женскую глупость.

Позади нее неожиданно раздались шаги, и, подняв глаза, Кэтриона увидела в дверях Розмари.

– Ох и тяжела наша женская доля, – сказала Кэтриона, со смехом вытирая слезы. – Трудно жить в окружении таких мужчин, не правда ли?

– Что с ним? Он потерял сознание? – Розмари быстро подошла к Доминику, и глаза ее подозрительно заблестели. – Я принимала в постели своего мужа, а сама воображала, что это Доминик. Тогда я надеялась, что он все же придет ко мне, а этот дурачок прилип к бедняжке Генриетте. Так я и ждала его, пока он не приехал в Эдинбург в последний раз, чтобы забрать ее вещи. И тут я поняла, что он никогда меня не полюбит. Мое страстное желание, как и все мои ухищрения, оказались напрасными, и с тех пор все словно умерло во мне. Я больше не жду Доминика Уиндхэма и помню только, что он причинял мне одно лишь беспокойство. Вы, наверное, в это не верите?

Кэтриона поднялась на ноги и помогла Розмари сесть в кресло.

– Любовь сводит людей с ума. Сердцу трудно внушить, чтобы оно любило разумно. Но ведь Эндрю – сын лорда Стэнстеда, не так ли?

Розмари как-то странно взглянула на собеседницу и схватила ее за руку.

– О да! Доминик никогда не поощрял моих притязаний и никогда не обнадеживал меня. На самом деле он пытался заставить меня вернуться к Стэнстеду. Мы даже заключили сделку, вернее, я заставила его сделать это, когда он стал давить на меня, чтобы я вернулась в Лондон. Наверное, я была тогда просто сумасшедшей...

– Я не могу судить, пока не узнаю условий вашего соглашения. – Кэтриона присела рядом с ней.

– Все было довольно просто, – пояснила Розмари. – Идею я позаимствовала из одного рассказа. Я сказала Доминику, что не вернусь, пока Стэнстед не выпьет целое озеро, не взберется на церковную крышу и не подарит мне сына. Конечно, мне следовало знать, что Доминик справится с первыми двумя условиями. А что касается сына, то тут уж я сама помогла, в минуту слабости. Правда, я была уверена, что он никогда об этом не узнает.

– Значит, вы... Я думаю, вы все-таки любили своего мужа, леди Стэнстед!

– Не знаю. – Розмари опустила голову. – Но я зачала от него ребенка... – Она помолчала. – Доминик сказал мне в Эдинбурге, что Стэнстед выполнил два других условия.

Озеро, правда, было искусственное, в доме леди Бингхэм, но шпиль вполне реальный, и взбираться на него было довольно трудно. Никогда бы не подумала, что мой муж такой храбрый!