Ливонская ловушка - Мик Зандис

– Хорошо сказал! – не удержался от выкрика Гогенфауер и сконфуженно умолк под недовольным взглядом судьи. В зале вновь наступила тишина. Судья стукнул посохом по полу и обратился к истцу.

– Есть ли у тебя свидетель, готовый подтвердить истинность твоих слов?

Второй из братьев Вернеров поспешно вышел вперед и опустил руку на Евангелие.

– Я свидетель! Клянусь на Святом Евангелии, что каждое слово моего брата правда! Больше мне добавить нечего, – он победоносно посмотрел на Клауса и, повинуясь знаку магистра, вернулся на место. Старший пристав наклонился к уху судьи и что-то прошептал. Магистр согласно кивнул.

– Что ж, суд услышал серьезное обвинение со стороны истца и его свидетеля. Суд намерен рассмотреть его и взвесить доводы истца со всей строгостью закона. Готов ли кто-либо свидетельствовать в пользу ответчика?

– Но… – Клаус растерянно посмотрел по сторонам, и в тот же миг Гогенфауер чувствительно подтолкнул его локтем в бок и прошептал: «Свидетельствуй от имени жены. Иначе ты проиграл».

Клаус вскочил на ноги и ринулся к Евангелию.

– Я свидетель! От имени моей жены Марты, которая подтвердит каждое мое слово. Клянусь!

Выпалив клятву, он замер в ожидании. Он ни о чем не предупреждал Марту. Что, если прямо сейчас приставы приведут ее в зал суда, и она… За одно клятвопреступление перед лицом суда его могут подвергнуть любому наказанию. В глазах судьи промелькнуло удивление, потом его брови сбежались к переносице, и он склонил голову к старшему приставу. Тот вновь прошептал ему на ухо что-то неслышное. Помедлив, Фольквин стукнул посохом по полу.

– Муж может свидетельствовать от имени своей жены. Суд принимает эту клятву. Два единокровных брата выступают против законных супругов. Обе стороны относятся к одному сословию, и их доводы в споре равнозначны. Высокий суд считает, что разрешить этот спор можно только одним способом.

Дыхание Клауса остановилось. Чтобы не упасть, он изо всех сил вцепился в край скамьи. Сейчас судья вновь прикажет вкатить в зал котел с кипящей водой или внести раскаленный докрасна брусок железа. Ладонь его правой руки уже ощущала нестерпимый жар. Он отдернул руку и потряс ею в воздухе, отчетливо понимая, что не выдержит такого испытания. Он не убивал Магнуса, но сокрыл совершенное над хозяином злодеяние и даже скормил тело Магнуса ничего не подозревающим горожанам. Бог никогда не простит ему этого, и волдыри сразу выдадут его вину. Лучше признаться сразу, не дожидаясь, пока рука окажется в кипящей воде. Клаус начал медленно подниматься.

– Высокий суд назначает судебный поединок.

– Сядь! – Гогенфайер дернул Клауса обратно и придержал для верности. – Не двигайся, когда говорит судья.

– Но…

– Молчи!

Судья выдержал паузу и дважды стукнул посохом.

– Судебный поединок пройдет ровно через неделю здесь, в полдень, во внутреннем дворе орденского замка, в присутствии почтенной публики. Учитывая положение противоборствующих сторон, оружием назначаются деревянные дубины и щиты.

– Но я не ожидал! Почему было не подвергнуть ответчика испытанию огнем? – Вернер, ожесточенно жестикулируя, выскочил на пятачок перед судьей, и тотчас старший пристав неуловимым движением схватил его за ворот и встряхнул так, что возмутитель спокойствия прикусил язык.

– Ты подвергаешь сомнению решение высокого суда?

Вернер протестующе замахал руками.

– Что вы, ваша честь! Я бы никогда не посмел. Позвольте только напомнить, что в деле были свидетели. И тот, что выступает с моей стороны, был оскорблен свидетелем ответчика так же, как и я. И тоже желает вызвать этого свидетеля на поединок.

Зрители, не ожидавшие такого поворота событий, оживленно загудели. Клаус едва не бросился на Вернера с кулаками, и Гогенфауер вновь с трудом удержал его. Судья гневно застучал посохом о деревянную площадку и вскочил с кресла. Ноздри его раздувадись, как у остановленной на полном скаку лошади, глаза метали молнии. Казалось, он готов раскроить своим посохом голову Вернера. Но мгновением позже разум его взял верх над чувствами.

– Высокий суд беспристрастен. Только закон руководит его действиями. Свидетель вправе вызвать на поединок другого свидетеля, даже если речь идет о женщине. Даже беременной. Но закон допускает и другое. Любой присутствующий здесь мужчина может добровольно заменить собой женщину в поединке. Есть такие в зале?

Клаус с надеждой оглядел зрителей и остановил взгляд на Гогенфауре. Приятель отвел глаза и начал внимательно разглядывать носки своих сапог. Мужчины переступали с ноги на ногу, с любопытством поглядывали на соседей, тихо перешептывались, но не расходились, словно в предчувствии, что спектакль еще не окончен. И не ошиблись.

– Есть! Я готов! – прозвучало из-за их спин, и на пятачок перед креслом судьи протиснулся недавний знакомец Клауса. – Я готов заменить фрау Марту, жену уважаемого бюргера мастера Клауса в судебном поединке против свидетеля истца.

Глаза судьи-магистра изумленно расширились, но голова его кивнула в одобрении, и он вновь трижды ударил посохом о помост.

– Высокий суд принимает предложение заменить фрау Марту. На этом заседание суда объявляю закрытым. Все свободны. Остаются только истец с ответчиком и свидетели для обсуждения условий участия в судебном поединке.

Когда последний из зрителей покинул помещение и пристав запер за ними дверь, магистр подошел к Клаусу вплотную, приподнял свисающий с шеи мясника орден и тихо сказал:

– И еще ты мне расскажешь, как к тебе попала эта вещь.

Утром бревна из покрытых свежей берестой молодых березовых стволов были на берегу в дальней стороне Рижского озера. Иво подолгу рассматривал каждое из них, примерял, что-то чертил на песке. Два ствола он врыл в землю, соединил их между собой в верхней части, а остальные березки взялся пристраивать так, чтобы они опирались на врытые столбы в виде шалаша, объяснив Вальтеру, что, если сразу возьмется за сооружение чуда, вокруг соберется слишком много зевак, и что он выстраивает не имитацию, а самый настоящий шалаш, в котором теперь будет ночевать до самого праздника. Вокруг импровизированного шалаша валялись доставленные по указу Каупо сеть и веревки, рядом были свалены булыжники, оставлять все это без присмотра не стоило, и Вальтер не спорил. День его был заполнен до предела. Он отыскал всех подвизающихся в городе и вокруг него музыкантов, скоморохов, лицедеев и подолгу втолковывал им, что в обмен на щедрую награду они должны будут делать во время праздника.

Шалаш рос быстро. Небо с утра затянуло облаками, и никто не искал прохлады у воды. Сама низинка едва просматривалась со стороны порта. К долгому труду, когда он выстругивал необычные поделки вроде тайного стреляющего устройства, Иво было не привыкать. Азарт задуманного захватил его так, что он забыл обо всем, даже о еде. К концу дня его ладони покрылись мозолями, пальцы горели от необходимости туго затягивать бесчисленные узлы на колючей веревке, мышцы повиновались с трудом, и он подумал, что, окажись в его руках лук, к которому он не прикасался уже столько дней, он не смог бы поразить цель даже с двух десятков шагов.