Когда запоют мертвецы - Уна Харт

Стоило ей переступить порог дома, как ноги перестали гудеть, а нервозность улеглась. На душе наступил штиль. В доме она заметила безуспешные попытки прибраться: часть записей была сдвинута в угол, а всю посуду Эйрик сложил рядом с очагом. Ткацкий станок с заготовкой нового полотна стоял у окна.

В бадстове горело несколько ламп с ворванью. В котелках над огнем кипела вода и готовилась наваристая мясная похлебка. Диса опустилась на постель и скинула ботинки. Ноги у нее покраснели, кожа на пальцах скукожилась.

– Вы не устали? – спросил Эйрик, подбрасывая в очаг сухих водорослей.

– Устала, конечно! И мой Вереск утомился. Или вы думали, что я могу прошагать бог весть сколько и потом тут викиваки плясать? Ноги-то гудят!

Это было правдой. После того, как она преодолела последний рубеж и наконец уселась, икры свело судорогой от холода. Эйрик улыбнулся и взял ее ступню в свои большие горячие руки. Диса пискнула от неожиданности. Преподобный осторожно промял замерзшие ноги, и под его сильными пальцами плоть разогрелась и успокоилась. Невольно она вспомнила, как те же самые руки хватали и стискивали ее, точно хотели раздробить каждую косточку. В этот раз они дарили облегчение.

– Должен принести свои извинения за это мальчишество…

– Ну, вы вложили в него немало труда. Как и я в ту кофту.

– Расскажите, зачем вы ее связали? Честно.

Промяв и согрев одну ногу, Эйрик взялся за вторую. Он подсел ближе, уложил ступню себе на колено и надавил пальцами на середину так, что по всему телу девушки прокатилась волна тепла. Смотрел Эйрик при этом Дисе в лицо, позволяя рукам делать свое дело. Она поерзала на месте, подбирая слова:

– Сначала я хотела, чтобы вы в меня влюбились. Я думала, что с помощью супружеской травы этого несложно добиться. Потом поняла, что так все равно ничего не выйдет, и забросила эту мысль, а в усадьбу кофту привезла случайно. Потом вы меня, как обычно, разозлили, и я решила, что хоть раз, но сделаю так, чтобы…

Она замолчала. Он все понял.

– А вы почему молчали, преподобный? Честно.

– Я не знал, что писать. Сперва хотел предложить вам стать моей женой, но понял, что это никуда не годится. Я старше вас на десять лет. У меня всего-то и есть, что маленький дом, ветхая церковь, корова да пара овец.

Диса откинулась на кровати и засмеялась. Уютно трещали сухие водоросли в очаге.

– Да уж, негусто… А юбку мне зачем соткали?

– Сначала ваша история. Вы обещали.

Она прикрыла глаза. Пастор принес ей теплые носки – большие и пушистые, как облачка из овечьей шерсти, – налил в миску немного мясной похлебки и плеснул в кружку аквавита.

– Когда-то не так давно, – начала Диса, – бонд по имени Торбьёрн из Стоксейри зарезал трех козлят. Они постоянно забредали на его поле, и Торбьёрна начало это раздражать. Его брат, Торстейн, предупреждал, что дело добром не кончится, и как в воду глядел. Аккурат на Рождество Торбьёрна навестил маленький кривой уродец по имени Кювлунг. Он объяснил, что козлята приходились ему родными детьми, и так он это не оставит. В отместку Кювлунг похитил жену Торбьёрна, и бонд, как ни пытался, не сумел ее вернуть. А год спустя Кювлунг принес Торбьёрну свое дитя, что прижил с его женой. Уж не знаю, что там были за чары, но младенец привязал к себе мужчину похлеще родного ребенка. Торстейн убеждал брата отрубить девчонке голову, но Торбьёрн и помыслить об этом не мог. Девочку назвали Мойрхильд. Постепенно она выросла в некрасивую девушку. Странности у нее начались довольно быстро – у бонда стали пропадать один за другим овчары, – но Торнбьёрн не придал этому значения. Когда же Мойрхильд достигла возраста невесты, к ней посватался священник из соседней деревни…

Эйрик достал из мешочка на поясе свою трубку и медленно ее раскурил. Дисе он предложил понюшку табаку. Чихнув несколько раз и запив аквавитом, девушка продолжила:

– Мойрхильд вышла за него замуж. А спустя некоторое время Торстейн обнаружил племянницу на скалах, где она доедала голову своего мужа. Тогда он взял топор и убил ее. Вот так-то.

– Печальная история, – отметил Эйрик. – Как думаете, почему она его убила?

Диса улыбнулась. Аквавит согревал внутренности и горячил кровь.

– Этого не знаю, преподобный. Но у нас в деревне каждый ребенок помнит, какие слова Мойрхильд сказала Торстейну, когда он ее нашел. Она сказала: «Ни одна жена не знает так хорошо своего мужа, как я знаю своего. Ведь я распробовала его до последнего кусочка».

Рука Эйрика, лежащая рядом с ее ступней, напряглась, а взгляд замер на ее лице. Диса подалась вперед. Теперь ее было не обмануть спокойным и расслабленным выражением его лица.

– Ни одна жена не узнает своего мужа так хорошо, как я буду знать своего. – Ее голос осип после прогулки на ветру или от волнения, которое она пыталась скрыть.

Очень медленно Эйрик обхватил пальцами ее щиколотку и повел руку выше, сдвигая юбку. Диса легла на спину и попыталась трясущимися пальцами развязать завязки, но пастор остановил ее. От его близости сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот взорвется.

– Не спешите, – посоветовал Эйрик.

И она не стала спешить. Все происходило совсем не так, как тогда, в усадьбе аульвов. Эйрик не мял ее и не заламывал. Напротив, он двигался так медленно, что ей хотелось пришпорить его пятками, как старую лошадь. От него пахло мятой и табаком, а от нее – сухими травами, мясной похлебкой и аквавитом. «Неплохой получился бы ужин», – подумала она и засмеялась собственным мыслям. Так смеются люди, которые точно знают, что дальше все будет хорошо. Его тело было горячим, словно он наглотался углей, а ее – мягким, как воск.

Ей нравилось, как влажная кожа скользит по коже, как его тяжесть придавливает ее к кровати, как напрягаются его руки при каждом движении. На короткое мгновение стало больно, так что она от удивления шлепнула его ладонью по плечу и велела быть поосторожнее.

Все закончилось очень быстро. После осталась сырость и немного крови.

Теперь шерстяное одеяло кололо ее голую спину. Эйрик шагал пальцами по ее позвонкам от шеи к ягодицам и обратно. Она гладила волосы у него на груди, положив на нее подбородок, и размышляла.

– Так зачем вы мне прислали юбку? – спросила она вяло, уже проваливаясь в сон. Эйрик хмыкнул и, притянув Дису к себе, поцеловал в мокрый висок. Его дыхание защекотало ей ухо.

– Чтобы вы пришли, зачем же еще? Диса…

Слово это прозвучало серьезно и коротко. Она стряхнула дремоту и приподнялась на локтях, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Ни один другой муж не знает свою жену так хорошо, как я буду знать вас.

Эйрик притянул ее ближе, отодвигая волосы и обнимая щеки ладонями.

– Хочу распробовать вас до последнего кусочка, – сказал он.

В пору, когда солнце не заходит за горизонт ни ночью ни днем, больше всего Диса любила валяться на чердаке в ароматном сене и рассматривать набегающие на берег барашки. Эйрик охотно к ней присоединялся, и летом они перебирались спать на чердак, оставив бадстову в распоряжение Арни. Они проводили там целые часы напролет, читая и разговаривая. Пастор просыпался рано и, чтобы разбудить жену, принимался щекотать ей пятки, отчего она брыкалась, взвизгивала и уворачивалась. Но потом все равно тянула его на себя, обхватывала бедрами, поднимала на себе рубаху. Ей нравилось, что они делают это утром, когда весь божий свет заливает стыдливое солнце. Оно просачивалось сквозь щели в крыше, и тогда в волосах Эйрика горела темная медь. Их лица были так близко, что она могла рассмотреть морщинки в уголках его глаз, а он – пересчитать веснушки у нее на носу.