Когда запоют мертвецы - Уна Харт

– Ладно, слезай, – велела она, хмурясь, чтобы не казалось, что она все простила. – Вот расскажу вашим мамкам, они вас так высекут, что всю ночь будете жопы в озеро макать!

– Так мы не можем! Мы пристали! – взвыл мальчишка на лошади и подергался, показывая, что штаны накрепко прилипли к лошадиной спине. От досады он даже ударил Геклу пятками, и та, неправильно расценив его намерения, двинулась в сторону конюшни. Эйрик, хохоча, придержал лошадь за шею и чудом успел убрать руку от клацнувших рядом с его пальцами зубов. Кобыла всхрапнула. Весь вид ее говорил, что она, может, минуту и подождет, но если кто и дальше будет вставать между ней и сеном, то горько пожалеет.

– Он же смог, – кивнул Арни на второго пастушка, красного, как вареный лосось.

– Да, расскажи, как это у тебя получилось, – попросил Эйрик. – Как это ты штаны отлепил?

Пастушок ответил так тихо, что Диса, Эйрик и Арни невольно сделали шаг к нему.

– Чего ты там лепечешь? – прикрикнула Диса. – Как, тебя спросили, ты штаны отлепил?

– Никак, – вздохнул он и показал кусок сукна. – Отрезал.

Арни расхохотался. Смех у него был пугающим: сиплым и каким-то скрипучим, как старая телега. Диса тоже хмыкнула, а Эйрику, кажется, такая находчивость пришлась по душе. Он хлопнул в ладоши и попросил Арни налить мальчишке молока за смекалку. Гекла все настойчивее стремилась в конюшню, поэтому второй пастушок нервничал все больше.

– А меня вы снимете? – захныкал он, обращаясь к Эйрику. Пастор обернулся на жену.

– Еще чего! – возмутилась та и, достав из ботинка нож, протянула ему. – Твой дружок один должен голым задом щеголять?

* * *

Эйрик никогда не злился, когда у него что-то пытались украсть из нужды или ради шалости. Диса ворчала, что этак муженек все разбазарит, но на самом деле прижимистой не была. Сердобольной жалости, впрочем, в ней тоже не наблюдалось. Диса не квохтала над детьми или увечными, не подавала каждому бедняку, что стучался в их дом, но и не отказывала в миске супа тем, кого эта еда могла спасти.

Сам Эйрик не терпел только воровства из жадности. Это он считал подлостью, заслуживающей наказания. Как-то раз пара рыбаков стащила у них сено. Это обнаружила Диса, выйдя из коровника после утренней дойки и не досчитавшись травы, которую на ночь они собрали в кучу, а днем намеревались снова раскидать на просушку. Возмущенная, она пожаловалась мужу. Эйрик старался не подавать вида, что злится. Покажи он, что сердится, начнет накаляться и Диса – и тогда не будет нужды даже отправлять воров под стражу и отрубать руку, потому что руки у несчастных отсохнут сами собой.

Дисе пастор пообещал, что воры пожалеют о своем поступке. Едва настала пора обеда, как оба рыбака явились с повинной. Оказалось, что их кони, наевшись краденого сена, бросились пить и не могли остановиться. Рыбаки опоздали в Гриндавик, потеряли целый день, а все потому, что пытались провести Эйрика из Вохсоуса. Преподобный им все простил, но предупредил, чтобы больше не заигрывались.

Со стороны казалось, что дело было именно в жадности, с которой рыбаки набросились на чужое добро, но это была только часть правды. Эйрик не любил, когда кто-то испытывал его, бросал ему вызов: «А ну-ка, что ты мне сделаешь?» Такого он с рук не спускал. Это было темное, нехорошее чувство, и Эйрик старался, чтобы о нем никто не узнал. Он очень удивился, когда Диса после этого заметила:

– А ты мстительный, Эйрик из Вохсоуса.

Она сидела с ним на чердаке, расчесывая волосы. Обыкновенно пряди обрамляли ее лицо тугими кольцами и рассыпались по плечам мягкими волнами, но стоило ей пройтись по ним гребнем, как кудри начинали пушиться, словно овечья шерсть на ческах.

– Вовсе нет, – отшутился Эйрик. – Просто лентяй и скряга. Мне же потом еще сено добывать.

Хоть они и жили вместе уже год, Эйрик никак не мог привыкнуть, что Диса узнает его все лучше и лучше. Она, как та самая Мойрхильд, стремилась распробовать каждый кусочек его души.

Вскоре после этого они впервые по-настоящему сильно поссорились. Безмятежная белая ночь баюкала их сон, когда в дверь внезапно постучали. Эйрик проснулся за секунду до того, как раздался стук. Он всегда нутром чувствовал, когда что-нибудь произойдет. Незнакомец стучал так сильно, что, казалось, весь дом сотрясался от ударов. Диса села на сене.

– Не открывай. – Голос у нее был сиплый и низкий со сна.

Но Эйрик уже спускался по тряской деревянной лестнице и отмыкал замок. У порога, опираясь обеими руками о дверной косяк и скрючившись в три погибели, стоял какой-то заросший бородой человек. Сперва Эйрик принял его за глубокого старика, но затем разглядел лицо и понял, что чужак немногим старше его самого, просто кожу его покрывали коросты из грязи, а отросшая борода скрывала половину лица. На запястьях гостя болтались ржавые кандалы, от него исходило чудовищное зловоние.

– Принеси воды, – попросил Эйрик у Дисы, возникшей у него за плечом.

– Я тебе не прислуга.

– Вот, держи. – Это подсуетился Арни.

Эйрик дал несчастному напиться, а затем пригласил внутрь.

– Он не войдет в наш дом. – Диса преградила ему путь. – Ты совсем ума лишился? Это же беглый преступник! А ну как он порешил целую семью!

– Не всю, – прохрипел мужчина и закашлялся. Вода в кружке, что передал Арни, выплеснулась ему на руку. Чтобы смягчить горло, незнакомец сделал несколько больших глотков, позволяя струйкам сбегать из уголков рта и течь по бороде за пазуху.

– Ты бежал с альтинга? – спросил Эйрик.

– Точно так, преподобный. С самого Тингведлира. Меня должны были казнить. Но один человек сказал, что если я доберусь до Эйрика из Вохсоуса, то буду спасен. Я не чувствую ног из-за кандалов.

Пастор помрачнел. Что еще за доброхот раздает такие обещания? Но, кем бы он ни был, дело было сделано. Обреченный на смерть уже стоял на пороге его дома. Если Эйрик захлопнет перед ним дверь, стражники найдут бедолагу, схватят и повесят, и вместе с ним умрет надежда на спасение для каждого. Эйрик выдохнул. Неодобрение жены пекло ему спину, и он чувствовал, что предстоит непростой разговор. Если Диса что-то решила, она не отступится, так что приглашать гостя в дом было бессмысленно.

– Арни, принеси-ка еще воды, – попросил он, а когда мальчишка заковылял прочь, обратился к Дисе, глядя прямо в ее непреклонные и холодные глаза. – Дай, пожалуйста, замок-траву.

Если до того взгляд Дисы напоминал глаза белого медведя, то сейчас этот медведь был готов растерзать Эйрика. Все же она развернулась на пятках и пошла в дом вслед за Арни. Больше она не выходила, а траву передала с братом. С ее помощью Эйрик отомкнул кандалы и забросил их подальше за дом, напомнив себе, что утром надо будет закопать. Смочив в воде тряпицу, он обтер глубокие гноящиеся язвы на ногах и запястьях преступника и его лицо. Оказалось, что это мужчина с благородным, даже утонченным профилем. Он мог бы быть грамотным, ходить в парике и натертых жиром сапогах, но жизнь сложилась иначе… Оставив несчастного на попечение Арни, Эйрик отправился в конюшню и вывел из стойла Керн – самую старую и тощую кобылу.