Соперница королевы - Элизабет Фримантл

к леди Рич, и тело отвечает без разрешения. Он заставляет себя думать о королеве.

– Убедись, что следы не приведут ко мне.

– Предоставьте это мне. Чем меньше знаете, тем лучше.

– Должен сказать, я впечатлен. Я прослежу, чтобы твои усилия были должным образом вознаграждены.

– Не сомневаюсь. – Бэкон самодовольно улыбается. Сесилу остается лишь восхититься его дерзостью.

Июнь 1600,

Эссекс-хаус, Стрэнд

– Мне никогда в жизни не приходилось так унижаться! – Эссекс, сопровождаемый Ноллисом и Саутгемптоном, заливается громким смехом, будто присутствовал не на суде, а на театральном представлении. Пенелопа не сводит глаз с брата, радуясь, что он наконец восстановил силу духа. Многочисленные родственники и друзья ждали его возвращения из Йорк-хауса, где специальная комиссия во главе с генеральным прокурором целых двенадцать часов склоняла опального графа на все лады. Он осунулся, борода нестрижена, лицо бледное, как белый атласный дублет, болтающийся на исхудавшем теле. Под напускной бравадой заметны следы безумного страха, который Пенелопа наблюдала в Нонсаче. – Я простоял на коленях битых два часа. – И снова звучит его звонкий смех.

– Это помогло, – говорит Летиция. – Наконец-то мы вместе! – Снаружи, со Стрэнда, раздается восторженный гул: толпа, собравшаяся взглянуть на Эссекса, еще не успела разойтись.

– Но ты пока не свободен. – Пенелопа кивком указывает на двух стражников, которые стоят в дверях, делая вид, будто не замечают семейного воссоединения. Она машет им рукой – ни один ни шелохнется, хотя их глаза слегка загораются. – Ваша служба окончена?

– На этот счет нет никаких указаний, миледи, – отвечает бородатый стражник, видимо старший.

– Это вопрос времени. – Летиция подходит к сыну: – Продолжай молить королеву о прощении. Как только ее величество даст тебе аудиенцию… ну разве можно отказать такому красавцу? – Она пытается ущипнуть его за щеку – тот мягко, но твердо отстраняет ее от себя. – Совсем скоро ты вернешься ко двору, мой милый мальчик.

– Лучше бы мне уехать в деревню, – говорит Эссекс, однако все понимают: этому не бывать. Его долги слишком велики. – Дайте-ка взглянуть на мою малышку. – Он берет девочку из рук жены и подбрасывает в воздух; та взвизгивает, то ли от страха, то ли от удовольствия. Фрэнсис бледнеет, но молчит. Доротея успокаивающе ее обнимает.

– Она же совсем маленькая, головку повредишь, – останавливает брата Пенелопа. Эссекс передает дочь сестре и присаживается на корточки, чтобы поприветствовать сына. Юный Роберт медленно подходит, одеревеневший, словно кукла. Губы мальчика плотно сжаты; ясно, что отцу придется заново заслужить его любовь.

– Сынок, как же ты вырос. Тебе уже восемь. Гляжу, ты стал настоящим мужчиной, пока меня не было.

Роберт снимает шляпу, чопорно кланяется:

– Мне девять, милорд. – Пенелопа чувствует, что мальчик не знает, как вести себя с отцом. Возможно, он думал, что больше его не увидит и теперь ему придется стать главой семьи. На момент смерти отца Эссексу не было и одиннадцати. В памяти встает сцена, как мать с напором объясняла ему, что он теперь граф, глава рода Деверо; при виде его испуганного личика сердце кровью обливалось. Однако наследник ее брата вовсе не напуган и, кажется, даже возмущен тем, что Эссекс испортил дело, сбежав из Ирландии, попав под арест и утратив королевское благоволение. Или просто пытается скрыть дурное предчувствие, как все присутствующие. Пенелопа ободряюще кладет ладонь на худенькое плечо; Роберт поднимает на нее глаза, улыбается. За время заточения Эссекса они с племянником очень сблизились.

Паж подносит бокалы. Все поднимают тосты. Пенелопа стоит поодаль, наблюдая за родными. Ей хочется, чтобы рядом был Блаунт. Они обмениваются письмами. Он пишет о гарнизонной жизни, наверняка опуская подробности, которые могут ее расстроить. В своем последнем послании Пенелопа сообщила ему о комиссии, собранной для суда над братом. Какое облегчение они испытали, узнав, что дело будет рассматривать не Звездная палата, и как удивились, когда выяснилось, что заместителем генерального прокурора станет не кто иной как Фрэнсис Бэкон! Пенелопа высказала коварному Фрэнсису все, что о нем думает.

– Ты жил под нашей крышей, пользовался доверием и поддержкой моего брата. Тебе самому не стыдно?

– Это мой долг как советника королевы. – Шмыг. – Я не мог отказаться. – Бэкон ерзает, будто школьник, застуканный за кражей на кухне. – Я приложу все усилия, чтобы смягчить приговор. – Шмыг. – Даже хорошо, что меня назначили заместителем прокурора. Я не искал этой должности, – шмыг, – но намереваюсь использовать представившуюся возможность на благо Эссексу.

Оправдания сыпались как из рога изобилия, сопровождаясь предательским шмыганьем. Пенелопа заметила, что он слишком бурно возражает. Разумеется, Сесил не допустил бы Фрэнсиса до участия в суде, если бы не был уверен в его преданности. Неужели Бэкон рассчитывает, что она поверит отговоркам? Впрочем, он всегда относился к ней свысока, считая ее неспособной осмысливать ситуацию. Возможно, он так же относится и к королеве.

Пенелопа написала очередное послание сегодня утром, едва пришла весть об освобождении Эссекса: он по-прежнему отлучен от двора, отстранен от всех должностей, зато свободен и окружен родными и близкими. Блаунту нет нужды спешить с войском в Лондон, вызволять ее брата и расправляться с его врагами. Вот и хорошо, ибо он еще не получил от короля Шотландии явной поддержки, а без нее затея слишком рискованна. К счастью, в отличие от Эссекса, Блаунт не склонен к необдуманным поступкам. В послании королю Якову они особо подчеркнули, что ставят целью не свержение Елизаветы, а устранение злых сил, оказывающих на нее пагубное влияние. Пенелопа рассеянно касается черного шнурка, на котором висит кошель с письмами, представляет, как гонец что есть сил мчится к Блаунту.

– Сестрица! – Эссекс отрывает ее от размышлений. – Ты витаешь в облаках. Споешь нам? – Кто-то сует ей лютню. Пенелопа усаживается у камина, просит Лиззи Вернон подпеть вторым голосом. Они запевают веселую песню, однако все ее мысли о Блаунте, терпящем лишения в дикой Ирландии. Неужели жестокая судьба уготовила ей схоронить обоих возлюбленных на поле брани?

В зал, хромая, входит измученный подагрой Энтони Бэкон, с тяжелым вздохом падает в кресло. Ему приносят скамеечку для ног. Он подзывает к себе Эссекса, что-то негромко говорит (слова не разобрать из-за музыки), достает из кармана лист бумаги. Эссекс пробегает его глазами, объявляет, что ему нужно поговорить наедине, и кивает Ноллису и Саутгемптону, приглашая остаться.

Гости начинают покидать зал. Эссекс удерживает Пенелопу за локоть:

– Не уходи, сестра. Ты мне нужна.

Летиция возмущенно фыркает, берет под руки Фрэнсис и Доротею и с обиженным видом направляется к выходу.

– Вижу, ты больше не ценишь советов матери.

Как только все уходят, оставшиеся собираются вокруг Энтони