Сороки-убийцы - Энтони Горовиц

У меня имелся номер его мобильного. Мы встречались пару-тройку раз на литературных мероприятиях, а несколько лет назад я вела переговоры насчет покупки его книги под названием «Большое турне». Это весьма занимательный рассказ о кругосветном путешествии, совершенном его бабушкой в 1922 году (издательство «Харпер-Коллинз» перебило мое предложение). Я позвонила Причарду, и он сразу меня узнал.

— Ну конечно, Сьюзен. Рад вас слышать. Как поживаете?

Я не знала толком, как объяснить, что мне нужно. Получалось, что я втягиваю его в настоящую загадку, расследование которой веду. Этот факт выглядел причудливо, и мне не хотелось обсуждать это по телефону. Поэтому я просто упомянула про смерть Алана Конвея — Мэтью был в курсе — и сказала, что хочу спросить его кое о чем. Этого оказалось достаточно. Как выяснилось, Причард находился совсем рядом. Он сообщил мне название коктейль-бара рядом с Севен-Дайелс, и мы договорились встретиться там вечером и пропустить по стаканчику.

Если потребуется описать Мэтью одним словом, я предпочту эпитет «приветливый». Ему лет семьдесят, и, глядя на его взъерошенные седые волосы и красноватое лицо, можно предположить, что он прожил жизнь на полную катушку. Смех его слышен по всей комнате: так задорно и весело смеется моряк, отпустивший только что соленую шутку. Войдя в коктейль-бар, он выглядел безупречно в спортивном пиджаке и рубашке с открытым воротом и, вопреки моему предложению, настоял, что сам заплатит за напитки.

Мы поболтали немного про Алана Конвея. Он выразил свои соболезнования, сказал, что ему всегда нравились его книги. «Очень, очень умные. Всегда неожиданные. Полные отличных идей». Слова я помню в точности, потому что корыстная моя половина размышляла о том, нельзя ли поместить их на заднюю обложку: похвала творчеству Алана Конвея из уст внука Агаты Кристи отнюдь не помешает будущим продажам. Мэтью спросил, как умер Алан, и я ответила, что полиция подозревает самоубийство. Это его огорчило. Как человек полный жизни, он с трудом мог понять, почему кто-то предпочитает добровольно покончить со своей. Я добавила, что Алан был серьезно болен, и он кивнул — это придавало поступку хоть какой-то смысл.

— Знаете, я видел его неделю назад или около того, — сказал Мэтью. — В «Плюще».

— Об этом-то я и хотела вас расспросить, — заметила я. — Он ужинал со своим издателем.

— Да, верно. Я сидел за соседним столиком.

— Мне очень интересно узнать, что вы видели. Или слышали.

— Почему бы вам не спросить у издателя?

— Я спрашивала. Чарльз рассказал мне, что помнил, и я пытаюсь заполнить пробелы.

— Ладно. В общем-то, я к разговору не прислушивался. Разумеется, столики стояли совсем близко, но едва ли я смогу передать вам весь их разговор.

Меня весьма порадовало, что Мэтью не стал спрашивать, зачем мне понадобилось узнать о случившемся. Большую часть жизни он прожил в мире, созданном его бабушкой, а там сыщикам положено задавать вопросы, а свидетелям — отвечать на них. Вот так все просто. Я напомнила ему про момент, когда Ли уронил тарелки, и Мэтью улыбнулся.

— Да-да, помню. Честно говоря, я запомнил часть беседы как раз перед тем, как это произошло. Разговор на повышенных тонах и так далее. Они обсуждали название его новой книги.

— Алан сдал ее тем вечером.

— «Английские сорочьи убийства». Думаю, вы понимаете, Сьюзен, что я не могу не навострить уши, услышав слово «убийство». — Он хохотнул. — Они спорили из-за названия. Как понимаю, ваш издатель высказал какое-то замечание, а мистеру Конвею оно не понравилось.

Да, он сказал, что это название созрело у него много лет назад — я хорошо слышал, — и стукнул кулаком по столу. Аж столовые приборы подпрыгнули. Именно тогда я обернулся и увидел, кто это. Прежде я даже не подозревал. Тут, кстати, в беседе выдалась пауза. На пару секунд, возможно. Потом Конвей воздел палец и сказал: «Не будет никакого про...»

— Чего? — спросила я.

Причард улыбнулся:

— Боюсь, что не смогу вам помочь, потому как именно тогда официант уронил тарелки. Грохот был жуткий. Весь обеденный зал замер. Вы знаете, как это бывает: бедолага покраснел как рак — я про официанта — и принялся убирать грязь. Боюсь, после этого я ничего толком не слышал. Извините.

— Вы видели, как Алан встал? — осведомилась я.

— Да. Мне показалось, он собрался в уборную.

— Он разговаривал с официантом?

— Возможно. Но я больше ничего не помню. Собственно говоря, я к этому времени покончил с едой и вскоре ушел.

«Не будет никакого про...» В это все упиралось. Четыре слова, способные означать все, что угодно. Я сделала в уме зарубку спросить о них у Чарльза при следующей встрече.

Приканчивая коктейли, мы поболтали с Причардом о его бабушке. Меня всегда удивляло, как сильно возненавидела она Эркюля Пуаро к тому времени, когда закончила писать про него. Каков ее знаменитый отзыв о нем: «отвратительный, надутый, назойливый, самовлюбленный тип»? Не обмолвилась ли Агата Кристи однажды, что хочет избавиться от него раз и навсегда?

Мэтью рассмеялся:

— Мне кажется, что, подобно всем гениям, она хотела работать в разных жанрах и приходила в отчаяние, когда издатели требовали от нее писать только про Пуаро. Бабушка становилась очень резкой, когда ей указывали, что делать.

Мы поднялись. Я пила джин с тоником, и коктейль оказался, видно, двойным, потому что голова у меня кружилась.

— Спасибо вам за помощь, — сказала я.

— Не думаю, что сильно помог, — ответил Причард. — Но буду ждать с нетерпением выхода новой книги. Как я уже сказал, мне всегда нравились детективы про Аттикуса Пюнда. И мистер Конвей определенно был большим почитателем творчества моей бабушки.

— У него в кабинете стоит полное собрание ее сочинений, — заметила я.

— Не удивлен. Он, знаете ли, много что у нее позаимствовал. Имена. Места. Это всегда была своего рода игра. Убежден, что он поступал так намеренно, но, читая его книги, я находил множество спрятанных в тексте отсылок. Он явно делал это специально, и меня подмывало написать ему и спросить, что у него на уме.

Причард в последний раз улыбнулся. Он был слишком добродушным, чтобы обвинить Алана в плагиате, но его реплика прозвучала странным эхом к моему разговору с Дональдом Ли.

Мы обменялись рукопожатием. Я вернулась в издательство, заперлась у себя и достала рукопись, чтобы еще раз ее изучить.

Мэтью был прав. «Английские сорочьи убийства» возносили тихий оммаж Агате Кристи по меньше мере полдюжины раз. Например, сэр Магнус Пай и его супруга останавливались в отеле «Женевьева» в Кап-Ферра. Такое же название было у виллы в «Убийстве на поле для гольфа». «Синий вепрь» — так назывался паб в Бристоле, где ввязался в драку Роберт Блэкистон. Но он же появляется в Сент-Мэри-Мид, родной деревушке мисс Марпл. Леди Пай и Джек Дартфорд обедают в «Карлотте», — похоже, этот ресторан получил свое имя в честь американской актрисы из «Смерти лорда Эджвера». На странице 140 имелась своего рода шутка. Фрейзер умудряется не заметить труп в поезде, отправляющемся в три пятьдесят с Паддингтонского вокзала. Это определенно отсылка к роману «В 4:50 из Паддингтона». Мэри Блэкистон живет в Шеппардс-Фарм. Доктор Джеймс Шеппард выступает рассказчиком в «Убийстве Роджера Экройда», действие которого происходит в Кингз-Эббот. Эта деревня упоминается также на странице 78, там хоронят пожилого доктора Реннарда.