Таня Гроттер и птица титанов - Дмитрий Емец

– Да нет, всего лишь усыпил. Когда Стекло Миров треснет, она объединится с Жанин… Она симпатичнее Жанин, ты не находишь? Сколько раз я просил Жанин бросить боевую гимнастику и не закачивать шею!

Глеб сел на землю и вытянул ноги. Таня удивленно наблюдала за ним. Неужели Бейбарсов забыл о птице?

– Надо немного подождать. Он сейчас сам приползет! – угадав ее мысли, сказал Глеб.

– Кто приползет?

– Твой Ванька!

– Никогда!

– Хочешь пари?

Глеб не ошибся. Камыш зашуршал, и на поляну выполз Ванька, прижимавший к груди серую птичку. Ванька сухо кашлял. Он дополз до сосны, до того очищенного Глебом участка, и упал на живот. Таня увидела, что он судорожно дышит, а из глаз текут слезы.

– Некромагия чистейшей воды! Я помог ему сбиться с дороги. Кроме того, внушил, что камыши горят… Смотри, он едва не задохнулся от несуществующего дыма!

Глеб встал и, разминая ноги, зашагал к птице. Ваньке, должно быть, показалось, что Бейбарсов возник из дыма. Он попытался прижать к себе птицу, но Глеб оттолкнул его ногой и цокнул языком.

– Ползи отсюда! Когда глаз ударится о землю, он обратит свою ненависть на то живое существо, которое окажется ближе всех, – сказал он и попятился, нашаривая глаз Эринии.

Таня сделала невероятное усилие. Ей казалось: она заточена внутри ледяной статуи. Рывок, еще рывок! Руки не слушались, словно импульс, который посылает мозг, вообще не доходит до пальцев.

Поняв, что победить некромагию ей не удастся, Таня изменила тактику. Отчаянно дернулась и, потеряв равновесие, завалилась набок, как кукла. Она лежала щекой на перстне Эвмеда и ощущала его настойчивый жар. Глеб не заметил этого. Она видела его узкую гибкую спину с темным пятном между лопатками.

Таня знала, что, стоит ей шепнуть Искрис фронтис, раскаленная искра помчится к Глебу и прожжет его насквозь. Теперь-то Глеб снаружи кольца! Ничего его не защитит. Однако, чем дольше она смотрела на спину Глеба, тем меньше в ней оставалось решимости.

В сознании Тани заметались невидимые весы. Ослушаться Чуму и спасти мир или остановить Глеба, но погибнуть самой? Как же мало времени, чтобы решить! Но теперь на весах была и жизнь Ваньки.

Глеб укрылся за сосной и оттуда еще раз крикнул Валялкину, чтобы тот убирался. Упрямый Ванька остался на месте. Глеб занес магический глаз, переплетенный багровыми, как кровь, сосудами.

– Иск… Ораторис демагогис! – отчаянно крикнула Таня, в последнюю секунду изменив заклинание.

Крупная, с апельсин, искра с неотвратимой медлительностью прокатилась по воздуху к Глебу. В последнюю секунду тот обернулся, но было уже поздно. Искра врезалась ему в грудь. Глеб упал. Таня испугалась, что доза магии оказалась слишком большой, но тут он вскочил, занес над головой глаз Эринии и откашлялся.

– Прежде чем уничтожить птицу титанов, мне бы хотелось обратиться к вам с небольшой речью! – сказал он хорошо поставленным голосом. – Я отдаю себе отчет, что большинство негодяев прокалывались именно на болтливости, однако уверен, что мне хватит ума не разделить их судьбу. Ведь я не просто негодяй! Я нравственный монстр!

Таня слабо улыбнулась. Сработало! Заклинание многоболтательных магвокатов, да еще в усиленной дозе! Глеб будет произносить свою негодяйскую речь до позднего вечера.

Однако некромаги есть некромаги. Иммунитет у них хороший. Внезапно Глеб замолчал, пытаясь что-то вспомнить. Глаза у него стали растерянными.

– О чем я только что говорил? – подозрительно спросил он у Тани, наводя на нее бамбуковую трость.

Это было опасное мгновение. Таня поняла, что обрадовалась рано.

– Что ты ненавидишь птицу! – торопливо напомнила она.

Лицо Глеба просветлело.

– О да! Я ненавижу эту птицу! О как люто я ее нанавижу!.. Если всю ненависть мира собрать воедино, то даже в этом случае эта суммарная ненависть будет меньше…

Оглядываясь на Глеба, Ванька схватил птицу титанов и, прижимая ее к груди, стал отползать. Глеб демонически расхохотался, наблюдая за ним.

– Вот он уходит, жалкий Валялкин! Смотрите все! Уползает в камыш! Он думает, что спасется сам и спасет ее! Он думает, что сможет скрыться от меня! Ха-ха!

Он взмахнул тростью, и над головой у Ваньки пронеслась точно невидимая бритва, срезая ветки и камыши.

– Я мог бы уничтожить тебя, но я хочу, чтобы ты страдал! Молил о пощаде! Не правда ли, ты в ужасе? Ты дрожишь, несчастный?

– Дрожу! – подтвердил Ванька, не забывая быстро уползать.

Получив заверение в том, что Ванька смертельно запуган, Глеб просиял и пошел за ним, держа глаз над головой, точно факел.

– Минуту, молодой человек! Вы забыли дать автограф! – напомнил кто-то.

В последний момент Глеб отчаянно швырнул глаз Эринии в спину Ваньки. Не долетев до цели, глаз завис в воздухе. Глеб рванулся. Его держали Поклеп Поклепыч и Тарарах.

Еще через секунду между Глебом и Ванькой материализовались Сарданапал и Медузия. Доцент Горгонова, одетая в дорожный греческий плащ, держала глаз Эринии и, цокая языком, строго смотрела на него. У Сарданапала в руках был боевой посох, о котором Таня только слышала мельком, но никогда его не видела.

Медузия склонилась над Жанной Аббатиковой и вытащила шип.

– Так я и думала! Такие же, как в Тибидохсе! – услышала Таня ее голос.

Она подошла к Бейбарсову, скользнула легкими пальцами по его одежде и выудила еще два шипа. Глеб с ненавистью смотрел на нее. Покачав головой, Медузия присела на корточки перед Таней. Таня лежала щекой на кольце и не могла шевельнуться.

– Видела шипы? У тебя такие же? – спросила Медузия тихо.

Таня попыталась кивнуть. Шея не слушалась. Кивок вышел жалким. Медузия фыркнула и, не обыскивая ее, встала. Таня смотрела не на Медузию, а на Сарданапала. Тот подошел и, коснувшись ее боевым посохом, втянул парализующую некромагию. Таня увидела, что академик смотрит на нее и улыбается. Ей стало стыдно, но она поняла, что при всем желании не сможет выдавить слово «прости!».

– Вы здесь давно? – спросила она.

Сарданапал покачал головой.

– Не слишком. Но на ораторис демагогис мы, безусловно, успели. И как ты спасла птицу, видели.

Глеб не сопротивлялся: выглядел раздавленным и потухшим. Тарарах с Поклепом ослабили хватку. Бейбарсов боднул Тарараха головой, ударом колена в печень заставил Поклепа согнуться и, подхватив бамбуковую трость, метнулся в камыши.

Питекантроп взревел и, вытирая окровавленный нос, рванулся за ним, но академик остановил его.

– Не надо!

– Как не надо? Он же убежит!

– Далеко не убежит.

– Почему?