Двое - Адель Паркс

они заговорили о Фрэнсис? А затем она медленно начинает понимать. Они говорят, что Фрэнсис умерла не от рака; оказывается, она упала с лестницы. Она поворачивается к Марку. Это как оказаться в тумане – она дезориентирована, взволнована. Она крепко хватается, внимательно вглядывается, но не узнает ничего знакомого.

Детектив-констебль Клементс переводит взгляд на Фиону. Она ощущает нарастающую в теле жару. Чувствует, что они хотят спросить, почему она здесь. Снова. Она жалеет, что осталась переночевать. Ее мысли слишком разгорячены. Ей становится легче, когда они ничего не спрашивают, а продолжают допрашивать Марка.

– Почему вы нам солгали?

– Разве я солгал?

Таннер вытаскивает блокнот, открывает его. Звук пролистываемых страниц похож на свист хлыста.

– Когда детектив-констебль Клементс говорила с вашим старшим сыном, вы сказали: «Моя первая жена умерла от рака когда Оли было пять. Полагаю, он немного помнит Фрэнсис. Но Ли была его матерью почти с семи лет». – Полицейский захлопывает блокнот.

Марк выглядит удивленным. Разве он не знал, что они все записывают? Это же полиция, ради всего святого. Это их работа. Расследовать.

– Она болела раком. Она бы от него умерла – это печальная правда, – говорит он. – Но потом она поскользнулась.

– Поскользнулась.

– Или споткнулась, – твердо говорит он. – Я не видел, как это произошло. Полагаю, вы читали заключение судмедэксперта.

– Да, читали, – говорит детектив. Фиона видит, что Марк выглядит окоченевшим на стуле. Статуя, замороженная королевой Нарнии. – Ли знала, как на самом деле умерла Фрэнсис?

– Нет. – Его голос надламывается от признания.

– Вы не рассказали ей?

– Это никогда не всплывало.

– Ой, бросьте, Марк. За все эти годы? – Таннер даже не пытается скрыть раздражение или недоверие.

– Такое невозможно было рассказать.

– Что? Правду?

– Да. – Он говорит ровно, не защищаясь, не извиняясь. Отсутствие эмоций нервирует Фиону больше, чем его вспышки гнева. Что подумает полиция? Он продолжает. – Все дело в том, как мы познакомились. Ты должна помнить, Фиона, вы были возле игровой площадки, когда Себ упал с горки и разбил голову.

Фиона кивает. Это правда.

– Помнишь, я оцепенел? Это потому, что я думал о Фрэнсис и о том, как она истекла кровью у подножия лестницы. Позже, в больнице, когда я сказал Ли, что я вдовец, я не смог заставить себя признаться, что жена умерла от травмы головы в результате падения. Это было слишком. Особенно перед Оли, я не хотел, чтобы он думал, что Себ мог умереть, как и их мать. – Марк вздыхает. – Я пытался защитить Оли, поэтому сказал, что она болела раком. И это правда. Я подумал, что не вру, а просто говорю менее неприятную для незнакомки версию. Я не ожидал, что эта незнакомка станет моей женой.

Фионе хочется ему верить. Менее неприятная версия, не ложь. Она может это понять. Она хочет, чтобы полиция тоже ему поверила.

– Но позже? У вас были годы, чтобы рассказать правду, – отмечает детектив.

– Ну, как к этому подойти? Как сказать: «Ой, кстати, я перепутал, как умерла моя первая жена»? Было проще просто придерживаться изначальной истории. – Он начинал проявлять нетерпение.

– Значит, вы и сыновьям солгали о смерти матери?

– Ну, да, мне нужно было быть последовательным.

– Господи, Марк. – Слова вырываются у Фионы. Она шокирована, возмущена. Клементс с Таннером поворачиваются к ней. Она не знает, хочется ли ей повалиться на диван, обняв Марка – этого несчастного мужчину, которому не хватило уверенности признаться в мелкой лжи и создавшим этим столько неловкости годы спустя – потому что очевидно, полиция теперь его подозревает. Или же ее тянет выбежать за дверь? Потому что одна мертвая жена это трагедия, пока не исчезнет вторая – тогда это превращается в настоящую проблему. Зачем оставаться и поддерживать этого лжеца?

Клементс позволяет словам повиснуть в тишине, а затем говорит: – Что ж, пока это все, что мы хотели прояснить. Мы с вами свяжемся. – Фиона провожает полицейских до двери. Она не знает, что им сказать, поэтому молчит. Клементс просто говорит: – Рада была снова вас увидеть, мисс Филлипсон. Хорошо, что вы приглядываете за семьей подруги.

– За мальчиками, – бормочет Фиона, будто объясняясь.

Клементс мимолетно улыбается. У Фионы возникает ощущение, что детектив знает – ее беспокойство не ограничивается мальчиками. Она возвращается в гостиную. Марк не сдвинулся с места. Сложно принять близость, установившуюся, когда она спала на его диване, кормила его детей, целовала его; ведь это муж ее лучшей подруги. И все же она ничего ей не должна, потому что Ли тоже лгала ей, всем, четыре года подряд. Почему так сложно рассказать правду? Ей, наверное, стоит взять куртку и уйти прямо сейчас. Проблема в том, что она хочет остаться, снова его поцеловать. Она не делает ни того, ни другого.

– Почему ты ей не рассказал? Не верил, что она поймет твою ложь?

– Ты хочешь сказать, мне стоило больше доверять моей жене-двоебрачнице? – Голос Марка пронизан возмущением. Он вздыхает. – Ты хотела что-то у меня спросить?

Фиона слышит вызов в его вопросе.

– Да. Она делала тебя счастливым?

Он выглядит удивленным; такого он явно не ожидал.

– Да, делала. Делает, – поспешно исправляется он. Потом пожимает плечами и твердо говорит: – Делала. В прошлом времени. Я использую прошедшее время потому, что она больше не делает меня счастливой, а не потому, что считаю ее мертвой. Боже упаси. Просто для ясности. – Фиона моргает, продолжает молчать. – Я не убивал Фрэнсис или Ли. Ладно? Наверное, тебе нужно услышать это от меня. Думаю, у тебя сейчас тоже проблемы с доверием. Я не знаю, где Ли, и я ничего с ней не делал. Ты мне веришь?

Фиона не знает, что делать или говорить. Она сидит молча, не двигаясь, и обдумывает. Спустя несколько минут она говорит: – Давай выпьем чаю, а потом мне надо возвращаться к себе.

– Значит, ты уходишь?

– Мне просто нужно ненадолго вернуться домой, Марк. – Фиона пытается сохранить ровный тон. Ей нужно подражать его безэмоциональному состоянию. Ничего не выдавать. – Я не была там уже несколько дней. Мне нужно поставить стирку. Ответить на электронные письма. Ты же понимаешь.

– Да, – говорит он с еще одним вздохом. – Понимаю.

40

Кэйли

У меня сводит желудок, острые спазмы от голода заставляют меня забиться в угол. Я тесно прижимаю колени, пытаясь заглушить боль. Думаю, он решил заморить меня голодом. У меня мутится в голове. Я засыпаю лишь на несколько мгновений, а затем резко прихожу в себя. Или, может, это длится дольше. Я не знаю. Оба мужчины ждут меня во снах, в кошмарах. Они совершенно не похожи друг на друга. Почти ничего общего. Не считая меня. И все же оба ждут меня. Разъяренные.

Вода закончилась.

На двоих мужей, две жизни уходит очень много времени. Что-то должно было пострадать. Я выбрала пожертвовать дружбой. Я отвечала на звонки Даана раньше, чем на звонки друзей. Если