Судьба генерала Джона Турчина - Даниил Владимирович Лучанинов

href="ch2.xhtml#id4" class="a">[36] — закричал часовой в шинели с пелеринкой — выступил внезапно из-за куста, вскинув ружье.

Турчанинов сказал пароль. Часовой, узнав командира бригады, отсалютовал ружьем.

— Как дела, Билл? — спросил, проезжая мимо, Иван Васильевич. Весенняя грязь чмокала под копытами.

— Все в порядке, сэр.

Черные косматые лапы сомкнулись над головами всадников, со всех сторон полезли навстречу. Охватило настоянной на хвое свежестью и прохладой.

— Вот с этим ирландцем, Майкл, когда-то мы вместе плыли из Европы в Америку, — сказал Турчанинов ординарцу. — Рядом на койках лежали... А теперь смотри, как встретились!

— Пути господни неисповедимы, сэр, — благочестиво отозвался Майкл.

Мягко ступая в темноте по лесной дороге, лошади принюхивались к знакомому запаху смолистого дыма. Повсюду среди деревьев, потрескивая, стреляя вверх искрами, пылали костры, у которых грелись и варили пищу солдаты. Неровный, прыгающий свет озарял нависшие темно-зеленые колючие ветки, палатки, разбитые у подножья громадных кедров, крупы распряженных лошадей, мирно, по-домашнему жующих в кустах сено, медный ствол пушки либо накренившуюся повозку с парусиновым верхом.

Взрывы хохота, доносившиеся от одного из костров, вокруг которого собрались солдаты, привлекли внимание Турчанинова — он придержал лошадь. Освещенный снизу багровым языкастым пламенем, какой-то стрелок в кепи, надвинутом на оттопыренные уши, рассказывал про Дейва Крокета, героя народных американских сказок:

— А вот еще был с ним случай, ей-богу не вру, ребята. — Отстранясь от дыма, помешивал ложкой в котелке, висящем над огнем. — Однажды выдалась такая холодная зима, что солнце застряло между двумя глыбами льда, а земля примерзла к своей оси.

— Примерзла? — спросил смеющийся голос.

— Ну да, примерзла и перестала крутиться. Вы думаете, Дейв растерялся? Плохо вы знаете Дейвида Крокета! Он отправился на полюс, взялся обеими руками, поднатужился и оторвал землю. Старушка только крякнула и опять пошла вертеться. Солнце он тоже освободил изо льда. Так солнце на радостях обдало его таким вихрем благодарности, что Дейв даже чихнул.

Слушатели так и грохнули. Но рассказчик, наверно ротный остряк, общий любимец, оставался невозмутим. Зачерпнув ложкой, пробовал варево — готово ли.

— А потом, — продолжал он, выждав, пока утихнет хохот, — Дейв прикурил свою глиняную трубочку от лысины солнца (снова грохнули), схватил за шиворот ближайшего белого медведя, вскинул на плечо и направился домой — порадовать свою старуху свежей медвежатиной. Вот, ребята, каков Дейв Крокет!

Прислушиваясь издали, невольно улыбался и Турчанинов. Далеко-далеко отсюда не раз приходилось ему слышать вот такие же солдатские побасенки. Видно, солдат везде солдат...

Ишь как ржут... Это хорошо, — значит, настроение у людей бодрое, несмотря на трудную зиму. Тяжелые переходы, лишения, упорные бои... Пусть зима здесь теплая, бесснежная, снег выпадает редко, никогда не замерзают реки, а все же жить в палатках неуютно. А они всю зиму провели в палатках...

Иван Васильевич подъехал к сидевшим у огня солдатам и спросил, какого подразделения. Долговязый капрал вскочил на ноги:

— Восемнадцатый полк, рота Б, сэр!

Кто-то подбросил в огонь ветку. Повалил беловатый дым, ветка с треском вспыхнула, на мгновенье вся, до последней иголки, сделавшись филигранно-золотой.

— Отдыхайте, ребята! — сказал Турчанинов и поехал дальше.

Что побудило всех этих людей пойти воевать за свободу? — раздумывал он. Разными путями пришли они под звездно-полосатое американское знамя. Одни записывались в армию во имя высоких идеалов — борцы за свое свободное отечество, за отмену унижающего человечество рабства, за нацию, объединенную от океана до океана. 18‑й полк, знал Турчанинов, в большинстве состоял из мастеровых, фабрично-заводских ребят, посланных на войну профессиональными союзами. Были в рядах федеральной армии политические эмигранты, покинувшие свою европейскую родину после неудачных революций 1848 года, — немцы, австрийцы, венгры, итальянцы, ирландцы. Иные, как Майкл Мак-Грэгор, записались волонтерами по слову Библии. «Майкл, ведь ваша вера запрещает вам. брать в руки оружие!» — удивился Иван Васильевич, впервые увидев среди своих солдат молодого квакера. «Простите, сэр, — возразил Майкл, почтительно моргая белесыми ресницами. — Ради святой цели господь разрешает брать оружие». И, упомянув Иисуса Навина, подкрепил сказанное еще соответствующим библейским текстом. Иван Васильевич взял Майкла к себе ординарцем.

Но были и другие.

Бок о бок с такими волонтерами шагали в воинских рядах безработные бродяги, с горя польстившиеся на солдатское жалованье и казенный харч, подобно рыжему ирландцу Биллу (не повезло парню, обманула его и Патрика золотая Калифорния). Были предприимчивые юнцы, ищущие приключений и славы. Были, наконец, купленные за наличные наемники, будущие грабители и мародеры, видящие в войне только средство наживы.

Начальник штаба майор Блэк, сидя за дощатым столом, писал при свете фонаря письмо домой, когда Турчанинов, спешившись и отдав лошадь Майклу, вошел в палатку.

— Соберите офицеров, Блэк, — сказал Иван Васильевич, прикуривая у майора от его трубки, которую тот, на минуту вынув изо рта, почтительно подставил.

— Есть, сэр. Военный совет?

— Да. Завтра по распоряжению генерала Бюэлла будем штурмовать Хантсвилл.

Блэк спрятал незаконченное письмо во внутренний карман и вышел из палатки. В ожидании, пока соберутся командиры полков, Турчанинов занялся своим шестизарядным револьвером: высыпал на стол из барабана блестящие патроны, разобрал, начал чистить. Широкое бородатое лицо было озабоченным, пасмурным. Не один только завтрашний день заставлял хмуриться Ивана Васильевича, — было ему как-то не по себе, когда вспоминалось и только что закончившееся совещание у командующего армией генерала Бюэлла, с которого он вернулся. Томило нехорошее предчувствие несомненно уготованных в будущем служебных неприятностей.

— Идут! — сказал майор Блэк, воротясь.

Послышались приближающиеся к палатке голоса. Первым появился молодцеватый в своей военной форме, длинноволосый старик с широкой, веерообразной седеющей бородой и с синими молодыми глазами. За ним, нагибаясь, влез в палатку высоченный, сухого склада капитан. Худая обветренная щека была раскроена лиловым сабельным шрамом, сурово нависали черные усы, скрывая рот.

— Герр оберст, кажется, чистит свое оружие! — сказал с немецким акцентом старый длинноволосый майор и, улыбаясь, многозначительно поднял вверх указательный палец. — О! Это о чем-то говорит.

— Да, майор Вейдемейер, завтра будем драться, — сказал Турчанинов, смазывая маслом курок. — Присаживайтесь, джентльмены.

Иван Васильевич знал прошлое Джозефа Вейдемейера. Прусский офицер, как и он, артиллерист, участник революции 1848 года. Издавал в Германии журнал левого направления, затем вынужден был эмигрировать с семьей в Америку. Социалист. 17‑й полк, которым он