Лица века - Виктор Кожемяко

Периодически хожу на спектакли театра имени Маяковского…

В. К. Поскольку ваша творческая судьба была связана с ним?

Т. Д. Не только. Основная причина в том, что Андрей Александрович Гончаров – большой мастер, крупный театральный режиссер, обладающий даром неожиданной трактовки известных драматургических произведений. В частности то, что он назвал «Жертва века», – вместо «Последней жертвы». Оправдано – по тому, как он решил тему спектакля. Действительно, жертва века!

В. К. У вас не вызвал сомнения хотя бы факт изменения названия пьесы Островского? Внутреннего протеста не вызвал?

Т. Д. Это все-таки вариант самого Александра Николаевича Островского, во-первых. А во-вторых, – Андрей Александрович как никто другой умеет сделать очень сильные эмоциональные взрывы в спектакле, что вполне соответствует теме – жертва века. И потом, это «приближает», имеет прямое отношение к сегодняшнему дню. Деньги и чувство – вот что существует у Островского как основное. Женщина, способная любить во времени, когда чувство ничего не стоит, когда деньги – все.

В. К. Да, уж очень злободневно.

Т. Д. Все можно купить! Насколько все можно купить? Об этом Гончаров и ставил спектакль. При том остается главное, что есть у Александра Николаевича Островского, – то, чего купить нельзя.

Трагичность сегодняшнего дня, наиболее грустное и драматичное состоит в том, что самые прекрасные чувства, свойственные человеку, – ничего не стоят. И это все в спектакле поставлено, это «звучит».

В. К. Наверное, вы взяли для постановки «Доходное место» Островского тоже исходя из такой темы?

Т. Д. Да, конечно. Если Жадов говорит о себе, что он не герой, это вовсе не значит, что он им не является. Он написан героем! Потому что он – борец. Его основная цель – то, что мы, актеры, называем сверхзадачей, – существовать в мире нравственном, возвышенном. Как ни неуместно сегодня звучит – идея для него определяет жизнь. У нас из жизни это все больше уходит. (За редким исключением – исключения, слава Богу, есть).

Немодно! Немодно существовать по большой, красивой идее!

В. К. Жить бедно, но честно теперь немодно. Даже смешно.

Т. Д. «Смешно» циникам. И особенно много смеются над этим по «ящику», совершая глумление над людьми, которые хотят жить честно и нравственно.

В. К. Выражение специально придумано на сей счет: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Звучит не шуточно – вполне серьезно.

Т. Д. Цинизм сегодня – одна из самых больших бед. Господом заложена в каждом из нас «мера» существования в этом мире. Каждый внутри себя знает, «что такое хорошо и что такое плохо». Но вот в чем беда: сегодня очень сильно размывается грань между плохим и хорошим!

В шекспировском «Макбете» в переводе Бориса Пастернака текст у ведьм – персонажей, которые начинают пьесу и заканчивают ее: «Зло есть добро, добро есть зло. Летим, вскочив на помело». Так вот, сегодня это двустишие Шекспира – Пастернака стало ведущей идеей для тех, кто определяет темы и содержание каналов на телевидении. Опять-таки за некоторым исключением.

У Блока читаем:

Познай, где свет, – поймешь, где тьма.

Пускай же все пройдет неспешно,

Что в мире свято, что в нем грешно,

Сквозь жар души, сквозь хлад ума.

Как видите, совсем иная позиция, четкое разделение добра и зла. Да и у других авторов нашей литературы – тоже. Задача театра состоит в абсолютно точном акценте: что есть плохо – что есть хорошо.

Сегодняшняя «размывка», соединение одного с другим и подмена одного другим является позицией идеологической. Она разрушающая, неперспективная, она приносит нынче очень много горя. Люди состоявшиеся, имеющие другую прочную и выстраданную позицию – труднее поддаются, их сбить с толку достаточно сложно. А вот молодежь…

В. К. Так больно и тревожно видеть, в каких условиях оказываются молодые, что льется на них с телеэкрана, из газет, из пестрых и ярких книжонок!..

Т. Д. Мальчики и девочки в страшной ситуации. Причем сами-то они это навряд ли понимают. Все, что имеется из радостей физических, им нынче преподносится и внушается как смысл жизни. Когда они станут взрослее, поймут, что обделены в главном, что дано каждому от Бога, – воспринимать красоту мира.

Потеряны ориентиры. Они обречены на несчастье. Неудовлетворенность, которая окажется с ними на всю жизнь, будет им непонятна и мучительна. Это самый большой грех, который берут на себя господа, сами существующие и направляющие молодых по формуле: «Зло есть добро, добро есть зло».

В. К. Ваш театр стоит крепко на позициях нравственных. Во всех спектаклях водораздел между добром и злом проходит очень ясно и зримо. Я понимаю так, что тема Жадова, тема героя, живущего нравственно в безнравственном мире, для вас нынче стоит на первом плане. Можно сказать, что МХАТ имени Горького идет к своему столетию с этой темой как ведущей? С чем, на ваш взгляд, наиболее ценным приходит Художественный театр, которым вы руководите, к своему столь значительному этапу?

Т. Д. Художественный театр по своим первоначально определенным позициям, которые и создали это явление под названием МХАТ, принял за основу самое гуманное, самое нравственное и самое высокопрофессиональное. Мера правды, которая существовала на театральной сцене к 1898 году, когда возник Художественный театр, уже не устраивала Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Даже в таком величайшем театре, который оба они очень любили, как Малый. Именно поэтому и необходимо было им создать свой театр – им была нужна иная мера правды!

То, что новый театр начинался с великой драматургии, – закон его создания. Новым он был не по зданию, а по принципам правды. Пьесы Чехова! Мало сказать, что его пьесы великие, – они были новые в смысле постижения правды жизни, и в чем-то даже предвосхитили будущий кинематограф. А. П. Чехов потребовал иной правды существования на сцене.

Начало нового театра с пьес Чехова было принципиальным для всего молодого коллектива. Мне очень жаль, что на новый виток не вышел МХАТ, когда появились пьесы Вампилова.

В. К. Действительно, Вампилов в нашей драматургии последних десятилетий особенно близок к Чехову. Если иметь в виду постижение глубин жизненной правды.

Т. Д. Близок Чехову, близок всей великой русской литературе – в своей правдивости необыкновенной. В создании очень сильных образов – не просто характеров, а именно образов. В понимании времени и предвидении трагедии страны. Та же «Утиная охота» – страшнейшее предсказание! Можно только представить, какие пьесы он написал бы сегодня. Это, наверное, было бы мощным откровением и обязательно создало бы новый театр. Истинно новый.

Этого, к сожалению, не произошло. Сегодня мы в драматургии не видим аналогов – по мощи дарования, по уважению и любви к стране, к народу, что в высокой мере было у Вампилова.