Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - Оксана Демченко

– Вы неуемны, – заинтересованно отметил Микаэле. – Охота на полоза для вас смысл всех жизней? О, не искушайте, надежды губительны. Вернемся к деньгам. Как быстро желаете получить, готов ли у вас план передачи?

– Одержимый был опытен, заменить такого нелегко. Они истратят два, три месяца. Не стану уточнять, как высчитал срок, я давно наблюдаю активность артели. Думаю, я верно указал надежный запас времени у… гм, у нас.

– У нас. Звучит многообещающе, – Микаэле повел рукой, словно листал книжку. Вероятно, чековую… – Проект передачи средств перешлите через Норского.

– Удобно. Но я не затевал бы разговор из-за пустяка. Корм, знаете ли, тянет на солидную даже для вас сумму, поскольку её надо передать, не привлекая внимание.

– Солидная сумма – не наше понятие, слишком примитивно. Мы оцениваем деньги по эффективной массе. Сами мы, не все, но лучшие, такой оценке не поддаемся, нас не гнут деньги, мы управляемся, хотя и нам сложно, тут требуется сохранять ритм. Для внешних людей мы видим критическую массу денег, которая раздавит их. Дело не всегда в моральных качествах, важны подготовка и ресурсы. Я вижу вашу критическую массу, она… – Микаэле взвел бровь с отчетливой насмешкой, – солидная. Но рискну дать совет. Извольте грузить себя, продумав хранение, распределение и доступ. Запрашивайте с запасом, позже ошибку экономии не исправить, – Микаэле покосился на дверь палаты брата.

– Держите его в неведении как можно дольше, иначе не защитить. И… вы не боитесь, что я возьму так много денег, как только смогу выманить, и сгину?

– О, взять деньги у богатея – не предательство, а безобидная игра. Всякий Локки-мошенник полагает так. Мне убыль не повредит, зато я выявлю вашу суть. Есть польза, нет угрозы. И вы уже златоносны: брат выживет, я поверил и вернусь к делам, – Микаэле с брезгливостью изучил ладонь. – Золото прилипнет уже сегодня. Увы… Отдых требуется всем, мне тоже. Яков, позволите небольшой опыт?

Микаэле обошел стол, оказался рядом. Осторожно накрыл ладонью запястье выползка. Постоял, прикрыв глаза. Кивнул и направился к двери в палату брата.

– Йен часто держал вас за руку, – сказал Микаэле, остановясь вплотную к двери. Обернулся, сложил руки на груди и стал говорить очень ровно, выверяя слова. – Ваша душа и тогда не содержала жадности. Йен рос спокойно, золото не липло… не удивительно, что Паоло Блаженный – его ученик. «Свободу, в отличие от золота, можно и нужно раздать всем поровну». Так он говорил. Полагаю, жизнь и тем более смерть Локки стала пружиной, которая через многие иные шестерни и валы обстоятельств завела сложнейший механизм запрета на работорговлю. Не буду обсуждать, благо ли это. Но так мы, Ин Тарри, смогли приблизить смену способа хозяйствования и значит, ускорили оборот денег. Если бы Блаженный не справился, золото на годы и даже века отяготило бы сундуки и само… сгнило, а гниль взрезают ножом войны. Вот так причудлив мир. Из-за вас, Яков, я скоро заподозрю, что даже для артели есть место в великом плане бога. Пугающая широта воззрений.

– Да уж, – осторожно кивнул Яков.

– Локки дорого заплатил за право говорить со взрослым Ин Тарри о равенстве. Но Теодор был никто, а я заболтал тему, сведя к ниткам и доскам. Золото есть стихия, как вода или огонь… отчасти. Золото неотделимо от общества, и оно не может и не должно распределяться равномерно. Это неэффективно и опасно. Я склонен сравнивать золото с водой. Артель строит обвинение крови Ин Тарри на том, что в мире есть пустыни и океаны. Я отвечу так: бессмысленно вычерпывать океаны ради полива пустынь. Они соленые, вода станет питательна и благословенна, лишь пройдя природный круг. И еще, многие пустыни прежде были дном морским. Все изменчиво, то есть – неравно. Мы, Ин Тарри, не копим золото, а лишь помогаем ему совершать круговорот быстро и с пользой. Локки, я благодарен за встречу. Доведется свидеться снова, приглашу в Иньесу, читать дневник Йена. Это обещание.

Микаэле поклонился, подтверждая серьёзность слов. Отвернулся, толкнул дверь. Черный пес метнулся от стены и прижался к бедру хозяина, чтобы покинуть комнату вместе с ним, принюхиваясь к угрозам, всматриваясь в людей по ту сторону двери. Яков остался сидеть в полутемном кабинете.

Было тихо, лишь часы на стене щелкали и постукивали маятником. В такт этому звуку – казалось Якову – вечер крошил грифель сумерек, неровными полосами растирал по холсту реальности. Слой за слоем, гуще, плотнее… Все делалось серым, смазанным.

«Йен», – едва слышно выговорил Яков. Проморгался, стер слезинку, не веря, что настолько расклеился. Но – обида злее боли! Почему из прошлого запросто выбрались в явь кошмары: ненавистный и лживый Теодор; холодный, как лед, передовщик артели; палач замка – огромный, тестообразный, склонный во время пыток напевать и посвистывать… Почему мерзкие хари опоганили сны, отравили душу, а Йен остался в небытии? Золотой мальчик Йен… Он сам выбрал из толпы друга – хотя разве в то время князья заводили знакомства так запросто? Он целыми днями держал за руку. Хлопал линялыми ресницами, чесал затылок и недоуменно переспрашивал: зачем тебе золото? Но, если надобно, скажи сколько, и не глупи про солидную сумму. Нет такой, вовсе нет. И может, лучше сбежать без единой монетки? Золото – проклятие, оно давит душу, а еще оно ядовитое, травит верность и гноит дружбу…

До момента, пока Микаэле не назвал имя Иоганн, не упомянул прозвища Йен и Локки, весь свет прежней жизни оставался незримым. Свет, ради которого и стоило возвращать прошлое с его болью, ошибками и озарениями. Все прошлое, без изъятий!

– Я обязан вам, Микаэле, – Яков поклонился давно закрытой двери.

Встал, поправил воротник. Некоторое время глядел в оконное стекло, сегодня – обыкновенное, без картин прошлого и бликов воспоминаний… Затем Яков покинул кабинет, не оглядываясь. Возвращённая память вынудила спешить, уплотнила дни. Теперь все стало еще серьёзнее. Йен был урожденным Ин Тарри. Настоящим! Йен, которому не исполнилось и пятнадцати, плохо спал и мало ел, если ему не готовил Локки. И наверняка вырос внешне очень похожим на этого вот Микаэле. Умным, сильным и очень одиноким… Но Микаэле умеет сберегать фальшивое спокойствие даже рядом с палатой брата, израненного одержимым.

Йен был иным. Он делался страшнее лесного пожара, если кто-то затрагивал ближних. Как можно было позволить себе умереть, зная характер Йена? Он наверняка боролся, искал способ спасти… И позже полагал себя виновным, предателем, корнем бед.

– Крысолов, – Яков виновато ссутулился. – Теперь помню. Его не вывели из замка, времени не хватало, а я не хотел рисковать жизнями, это же мое гнездо и мой Йен. Из-за них я пошел к старику. Не было никакого вопроса к нему, я шел с ответом, я сделал свой выбор… но все перепутал, вспоминая.

На улице совсем стемнело, фонари выжигали в ночи рыжие проплешины, туман норовил окольцевать их, делал похожими на монеты. Ни собирать это золото, ни делить поровну нельзя, и это замечательно. Яков покинул больницу. Некоторое время постоял у перекрестка, глядя в сторону вокзала. Сердито отмахнулся от дел – и побрел в темные кварталы пригорода. Там, недалеко – парк, в нем есть пруд… и нет ни единого фонаря.